ОСОБЕННОСТИ ИЗОБРАЖЕНИЯ ГРЕЧЕСКИХ БОЖЕСТВ НА ПАРФЯНСКИХ РИТОНАХ

Б. Ходжакулиева (Туркменистан) 

Одной из самых ярких страниц истории туркменского народа является период существования Парфянского царства. Выгодное географическое расположение, а также благоприятные климатические условия способствовали возникновению на территории южного Туркменистана древних государств, одним из которых являлась Парфия. С распадом в 323 г. до н.э. империи А. Македонского территория юга Туркменистана вошла в состав государства Селевкидов. В середине III в. до н.э. Селевкиды ослабели в результате внутри династической борьбы. Данная территория была завоевана кочевыми племенами парнами, во главе которых стояли два брата Арсак (Аршак) и Тиридат. В 247 г. до н.э. Арсак был провозглашен царем нового государства. Эта дата и является временем основания Парфянского царства [1, c.237]. 

Со временем Парфия становится одной из могущественных мировых держав. Парфянские правители вели активную внешнюю политику, что способствовало превращению государства в империю. На западе владения Парфянской империи включали в себя и Месопотамию, в документах Вавилона парфянский царь Митридат I (171-138 гг. до н.э.) упоминается не просто как царь, а «царь царей» [2, c.97]. Выдающиеся военные успехи во многом обеспечивались тем, что у парфянских царей был прочный тыл, в виде процветающей экономики. Экономика Парфии носила многоотраслевой характер, но основу его составляло земледелие. Наряду с зерновыми культурами было развито виноградарство, огородничество. Климатические условия южного Туркменистана особенно благоприятно сказывались на развитии виноградарства. Парфяне изготавливали замечательное вино, которое хранили в больших кувшинах – хумах [3, c.20]. В результате археологических раскопок на развалинах Нисы – одной из столиц древней Парфии (18 км.от Ашхабада) – были найдены многочисленные хумы, где хранилось вино, зерно и т.д. [1, c.237]. Необходимо отметить, что территория южного Туркменистана, в том числе и Ниса, ещё в 40-е года ХХ века привлекала внимание ученых, археологов. Принимая во внимание тот факт, что данная территория по количеству и научной значимости исторических памятников материальной культуры занимала ведущее место в Советской Средней Азии, в Москве в 1945 г. было принято решение об учреждении Южно-Туркменистанской археологической комплексной экспедицией (ЮТАКЭ), которую возглавил профессор М.Е.Массон. В Ленинградском отделении Института истории материальной культуры Академии наук СССР был создан постоянный ученый Совет ЮТАКЭ. Согласно положению ЮТАКЭ для проведения полевых археологических работ, экспедиция приглашала специалистов из союзных республик, а также из головных институтов Москвы и Ленинграда. Благодаря работам ЮТАКЭ весь мир узнал о величии и могуществе Парфянского царства. 

Большой интерес в изучении истории Парфии представляет культура данного государства. Слияние эллинистической и местной культур способствовало возникновению благоприятных условий для создания уникальных произведений искусств, среди которых знаменитые ритоны Нисы занимают особое место. Они изготавливались из многочисленных, насаженных на каркас пластин слоновой кости. Основной ствол ритона вертикален, конус же, плавно сужаясь книзу, довольно круто направляется в горизонтальное положение и завершается чаще всего фигурой фантастического существа: кентавра, крылатого человекобыка, грифона и т.д. Горловину ритона венчает карниз, под которым помещается широкая полоса фриза, украшенная барельефными композициями [4, с.5]. Фризы ритонов представляют огромный интерес для исторической науки, так как они являются уникальным источником в области изучения парфянской эпохи. На фризах нашли свое воплощение ритуальные обряды и жанровые сцены [7, c.112]. Ритоны Нисы изготавливались, в основном, по заказу парфянских правителей для царской семьи и приближенных царя, и использовались как пиршественные, ритуальные сосуды.

Впервые ритоны были обнаружены в 1948 г. Южно-Туркменистанской археологической комплексной экспедицией, которая в течение нескольких лет проводила раскопки на развалинах Нисы. 25 сентября археологами были найдены фрагментированные части изделий из слоновой кости с изображениями [5,c.28]. Попытка осуществить хотя бы поверхностную расчистку обнаруженных предметов с помощью ланцета и кисточки оказалась затруднительной. Фрагменты крошились, кость расслаивалась и в ряде случаев превращалась в пыль. Благодаря реставрационным работам парфянские ритоны получили всемирную известность.

На трети всех найденных ритонов фриз посвящен изображениям 12 богов греческого Олимпа. Олимпийские боги расположены в обычном порядке: Зевс, Гера, Гефест, Афина, Арес, Афродита, Аполлон, Артемида, Деметра, Гермес, Гестия, Посейдон [5, с.156]. Их образы отвечают основному значению данного божества: Арес – воин, Гера – матрона, Афродита – нагая красавица. На изображениях по облику и специфическим атрибутам не трудно узнать отдельных богов. Зевс изображен со связкой молний, Посейдон изображен с трезубцем, Гефест с кочергой, Гестия с факелом и т.д.[5, с.157]. 

Первое впечатление – несомненность греческого сюжета. Однако при пристальном рассмотрении становится очевидным абсолютно негреческая природа самих изображений. Элементы местных традиций наглядно вырисовываются даже в таких сугубо эллинских сюжетах, как изображение олимпийских божеств. Многие изображения на ритонах Нисы, при всей их несомненной принадлежности к греческому сюжету несут на себе самобытный отпечаток местной, парфянской культуры. Это касается некоторых деталей одежды, стиля, причесок. Например, напоминающие парфянские и бактрийские шлемы Афродиты и Ареса, высокие прически у богинь с «парфянским валиком» надо лбом. Присутствие восточных браслетов, обхватывающих предплечья у Афродиты и Афины, характерно для изображений греческих богинь на фризах ритонов Нисы. Эта деталь украшения чужда греческим традициям. Между тем такие браслеты достаточно типичны для образов парфянских богинь [5, с. 159]. Греческие боги, введенные парфянскими царями и принятые в среде правящей верхушки, были отождествлены на местной почве с локальными божествами. Смешанность греко-азиатских божеств было довольно характерно для эпохи эллинизма. Такое слияние образов могло обеспечить утверждение олимпийских божеств в Парфии, если не в широких народных массах, то, по крайней мере, в аристократической среде. 

При создании образов олимпийских богов резчики ритонов видимо пользовались определенными традиционными образцами. Например, изображение Геры на ритонах очень далеко от традиционного облика супруги Зевса, созданного греческим искусством, где она представлена обычно в диадеме или накинутом на голову покрывале. Гера ритонов круглолица, с мелкими чертами лица, с большими глазами. На голове своеобразный головной убор в виде распахнутых крыльев. Этот головной убор совершенно не греческий по типу. Возможно, он состоит в определенной связи с птицами парфянской богини. Данный головной убор сохранился в восточной традиции в течение столетий [5, с.161].

Интерес представляет тот факт, что покровительница садов и дичи, жизни и воды Артемида, изображенная на ритонах, обута не в греческие сандалии, а в сапожки. [5, c.161]. Элементы местных традиций нашли свое отражение во внешнем облике мужских образов олимпийских богов. Художественная концепция главы Олимпа передана резчиками с чрезвычайной выразительностью: величие позы, красота развитого мужского тела, горделивый взгляд, связка молний, как атрибут Громовержца. Изображение Зевса на ритонах не имеет прямых параллелей с античными скульптурами. Для него характерны некоторые своеобразные детали: например, вместо обычных для олимпийца ниспадающих до плеч царственных локонов мы видим сравнительно короткие, разделанные крупными прядями волосы. Борода и усы, как у Зевса, так и у Посейдона пострижены так, что губы открыты. Подобный стиль стрижки и в наши дни распространен среди туркменских старейшин [5, с.158]. Для женских образов характерна не греческая строгость, а восточная «луноликость». Лица женщин обычно круглы и полны. Полнота подчеркивается двумя условными жировыми складками на шее. Брови дугообразны, взгляд округленных с сильно выраженными веками глаз устремлен вперед. Возраст никак не подчеркнут; лица девы-воительницы – Афины и матери – Деметры почти однотипны. Стиль их напоминает ту группу терракот парфянской эпохи из Южного Туркменистана с неподвижным выражением лиц, которая была связана с местными народными культами [5,с.158]. 

Таким образом, античное искусство Туркменистана, развивая древние местные традиции, испытывало заметное влияние эллинизма, соединило в себе лучшие черты восточных и западных культур. В этом отношении ритоны Нисы с изображением греческих божеств являются ярким свидетельством взаимопроникновения и взаимодействия высоких художественных культур Запада и Востока

Литература: 

Историко-культурное наследие Туркменистана. – Стамбул, 2000. – 381 с. 

История Туркменской ССР. – А.,1959. – Т. 1. – 545 с. 

Массон В.М. Туркменистан в зеркале мировой истории. – А.,2001. – 31 с. 

Массон М.Е. Пугаченкова Г.А. Парфянские ритоны Нисы. – А.,1956. – 328 с. 

Труды Южно-Туркменистанской археологической комплексной экспедиции. – А.,1959. – Т.4. – 270 с. 

Гундогдыев О. Прошлое туркмен. – М., 1998. – 625 с. 

Юсупов Х. Страницы истории Туркменистана. – М., 1997. – 182 с.

Л. ГУМИЛЕВ О ТУРКМЕНАХ ДРЕВНЕЙ ПАРФИИ

Особое происхождение у туркменов. Они в древности были известны как парфяне, которые в 250 г. до н. э. выгнали македонцев из Ирана, захватили его целиком, но с персами не слились, составили слой, близкий к феодальным аристократам. А персы были дехканами и составляли пехоту. " –

Л.Н.Гумилев, из интервью газете «ЭЛМ» (Баку), 20 мая 1989 г.

"Небольшая страна — Парфия, располагавшаяся в нашей Туркмении, в южной части разбила одного из наследников Александра Македонского — Селёвка. И отняла у него весь Иран (247 г. до н. э. — Ред.). Это примерно такое же положение, как если бы, скажем, — Туркменская ССР объявила войну — Персии, Афганистану, Грузии, Армении, Турции, Палестине, Сирии и Ираку — всем вместе объявило войну, — и победила! Ну, в наше время (лекция читалась осенью 1977 г. — Ред.), это казалось бы совершенно невозможным. А тогда — это совершилось!"

"Парфяне — это примерно наши туркмены. Все помнят стихи Пушкина: «Узнаем парфян кичливых/По высоким клобукам». Так вот, туркмены до сих пор носят высокие шапки. Это парфянская одежда. Народ этот был очень немногочисленный, но весьма боевой и воинственный. Они создали систему подлинно аристократическую, наиболее близкую в политическом отношении к феодальным системам."

- Л.Н.Гумилев, лекции «Теоретический курс этнологии»

РОДОСЛОВНАЯ ТУРКМЕНСКОГО ПЛЕМЕНИ ТЕКЕ

ТАМДЫР ВО ДВОРЕ – МИР НА ЗЕМЛЕ

В любом туркменском доме, где есть хоть небольшой дворик, можно увидеть круглую глиняную печь – тамдыр. Тамдыр испокон веков существовал в быту народов Кавказа, Востока и Центральной Азии. Насколько древнее это изобретение сказать трудно, вполне возможно, что тамдыр появился на заре человечества, когда люди, решив внести разнообразие в свое преимущественно мясное меню, научились выращивать пшеницу и готовить из неё муку. Так вслед за вертелом пришёл тамдыр. Во время раскопок древней страны Маргианы, на территории современного Туркменистана, археологи обнаружили остатки глиняных печей, в которых далёкие предки туркмен готовили хлеб. Многое изменилось за прошедшие тысячелетия, изменился и сам мир, но неизменными остались эти нехитрые сооружения, сохранившиеся в своём первозданном виде.

На первый взгляд тамдыр – сооружение незамысловатое. Всего-то и нужно для его возведения – вода да глина. Однако всё не так просто. Секреты изготовления тамдыров передавались из поколения в поколение. Людей, делающих тамдыры, называли «тамдырчи». Процесс создания печи имеет свои незыблемые правила. Это — целый цикл последовательных действий. Одно упущенное звено даст сбой всему процессу. Взять хотя бы глину. Она должна быть желательно каолиновая, однородного состава, чтобы мялась как пластилин, а не крошилась в руках. Опытные мастера – «тамдырчи» знают места, где можно добыть такую глину, и используют их десятилетиями. Тамдыры армянские, казахские, узбекские, таджикские и другие мало чем отличаются друг от друга. Не исключение и туркменские тамдыры. Глину месят ногами, добавляя в раствор пшеничную солому, а иногда овечью или верблюжью шерсть, чтобы увеличить теплонакопительные свойства печи. Такой тамдыр служит долго, и не трескается от жара. Из готовой глины катают шары, отбивают их об землю, как тесто об стол, чтобы они превратились в однородную массу, потом раскатывают в рулоны. На земле очерчивается ровный круг, и глиняные рулоны выкладываются по окружности – один над другим, пока не получатся стенки тамдыра высотой около метра. Чтобы придать тамдыру сферическую форму и определённую толщину, стенки отбивают деревянными плашками. Горловину тамдыра венчают декоративным украшением – глиняным рантом. Поверхность печи шлифуют, чтобы она была гладкой. Затем тамдыр сушат. Высушенный тамдыр устанавливают на выложенное из кирпичей кольцо, оставляя внизу небольшое отверстие – поддувало. Иногда тамдыр дополнительно обкладывают снаружи слоем кирпича для лучшего сохранения температуры. Вот теперь — печь готова! Перед тем, как начать процесс выпечки хлеба (по-туркменски чорека), в жерло загружают дрова, и в течение нескольких часов непрерывно топят – идёт внутренний обжиг поверхности. После выжигания топлива, когда сажа полностью выгорела и стенки тамдыра стали белыми, тамдыр готов к эксплуатации.

Внутренняя поверхность, остыв после обжига, становится твёрдой, и тогда тамдырчи добавляют последний штрих – на стенке тамдыра лепят узорный барельеф, как правило, стилизованное изображение рогов архара. Этот элемент считается у туркмен оберегом, призванным охранять очаг от злых духов и прочих напастей – как сам чорек, и так и тех, кто его готовит и ест. Непосредственно перед применением тамдыр жарко натапливают дровами или хворостом, затем через поддувало выгребают золу, поддувало закрывают, и на хорошо прогретую внутреннюю поверхность наклеивают сырые лепёшки, предварительно сбрызнув внутренние стенки печи солёной водой. Верхнее отверстие накрывают специальной крышкой. Лепёшку нужно забрасывать в печь очень осторожно, но ловко, чтобы она не потеряла форму и аккуратно приклеилась к стене.

Те люди, что с раннего детства обладают соответствующими навыками, могут почти с головой погружаться в огнедышащее жерло тамдыра, чтобы быстрым движением голой руки закрепить на раскалённой стене тесто, а через 5-7 минут той же рукой, но уже защищённой специальной толстой рукавицей, снять со стенок готовый, пышущий жаром чорек. Размеры тамдыра зависят от количества размещаемых в нём лепёшек. Есть небольшие тамдыры – на шесть-семь лепёшек. Есть и такие, которые вмещают одновременно сорок штук. Сейчас вместо дров зачастую используют природный газ. Конечно, это удобно, ни гари, ни дыма. Но, бесспорно, самый вкусный чорек тот, что пропитан дымком саксаула. Несмотря на кажущуюся простоту, тамдыр универсален. В нём можно печь не только лепёшки, но и готовить другие мучные и мясные изделия. Например, пирожки, сомсу, гутап – вкуснейшие туркменские чебуреки со шпинатом. Можно также запекать рыбу, дичь, баранью ногу, овощи и прочее. Аромат и вкус приготовленных в тамдыре блюд по насыщенности и качеству остаются непревзойдёнными. За счёт мощной теплоотдачи пища в тамдыре готовится гораздо быстрее, чем на мангале, гриле, или в какой-либо другой печи. К тому же, подобный процесс приготовления пищи полностью обеспечивает равномерность прожаривания. Тамдыр – непременный атрибут любого сельского дома. И не только сельского. Круглую глиняную печь, пышущую жаром, можно увидеть и во дворах жителей столицы. А почему бы и нет?

Пшеница своя, мука тоже собственная, так отчего же не печь самим, особенно если семья многодетная – пусть дети знают вкус настоящего чорека. Кстати, если вы идёте с работы домой или просто прогуливаетесь по городу, и вас дразнит ароматный запах горячего хлеба, который доносится со двора, где возле тамдыра священнодействуют женщины, можете смело заходить – никто и никогда не откажется угостить вас свежеиспечённым чореком. …В мире насчитывается великое множество сортов хлеба, созданных фантазией хлебопёков. В хлеб можно добавить различные специи — тмин, корицу, маслины, горчицу, семечки подсолнуха и прочие вкусовые ингредиенты. Можно изменить его цвет и форму. Но это будут всего лишь кулинарные изыски.

Самым вкусным всё равно останется тот хлеб, что с пылу с жару, свежий, простой, из печи или тамдыра, пахнущий дымком и согретый руками тех, кто его выпек.

Владимир ЗАРЕМБО

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ТУРКМЕН - сборник статей

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ТУРКМЕН - сборник статей

ЛЕГЕНДЫ ОБ ОГУЗ-ХАНЕ. ПЛЕМЕННОЕ ДЕЛЕНИЕ ТУРКМЕН

Выдержки из главы произведения Рашид ад-Дина "Джами ат-Таварих" (Сборник летописей)

«Долгие времена и много лет после Огуза и детей его было множество государей из тех племен, и в каждый век из этих упомянутых 24 ветвей появлялся государь мощный и обладатель счастья. Долгое время царствование оставалось постоянно в его доме, так что продолжительное время царствование было у ветви Салур, а потом были уважаемые государи и у других ветвей, как о каждом из них будет приведен рассказ в «Истории Огуза», имеющей составить приложение к этой истории. Правление и царствование их достигло до этого государства Иранской земли: в этих странах есть много государей и великих эмиров, известных славных и почтенных, из рода Огуза, однако не всякому человеку известно, что они из детей Огуза. Народ туркмен определенно знает из какой ветви этих племен (происходит) каждый государь и каждый эмир. Государи династии Сельджуков и деды их, бывшие великими и сильными государями, которые царствовали в областях Турана и Ирана около 400 лет и которым подчинялись страны от крайних пределов Египта до пределов Китая, происходят из ветви кынык, и история их также будет приведена сокращенно в приложении к этой книге, в прибавлении к истории Огуза…»

ТУРКМЕНСКИЙ ЭПОС «ГОРКУТ-АТА» КАК ИСТОРИКО-ЭТНОГРАФИЧЕСКИЙ ДОКУМЕНТ

Б. Диванкулиева, Туркменистан

В Туркменистане 2016 год объявлен Годом почитания наследия, преобразования Отчизны. Выдающийся памятник культурного наследия туркменского народа эпос «Горкут ата» («Книга моего деда Горкуда»), датируемый V в., давно вошел в мировую сокровищницу литературы. В прошлом году исполнилось 200 лет со времени обнаружения рукописи эпоса в фонде древних рукописей г. Дрездена. Все эти годы не ослабевает интерес исследователей к этому литературному памятнику, который распространен также среди многих тюркских народов. Впервые полный перевод эпоса на русский язык был осуществлен академиком В. В. Бартольдом[1]. Как отмечали востоковеды В. Жирмунский и А. Кононов, для историков и этнографов эпос «Горкут ата» представляет исключительный интерес [1, с. 5]. И это неудивительно, ведь в произведении нашли широкое отражение обычаи и обряды, быт и общественные отношения, верования и менталитет огузов-туркмен. В данной статье исследуется значение этого эпоса как историко-этнографического источника, показаны традиции, многие из которых сохраняются в народе.

Эпос «Горкут ата» состоит из двенадцати глав. В центре повествования — легендарный старец Горкут ата, который дает людям мудрые советы и наставления. Эпос пронизан идеями добра, единения, взаимопомощи, гостеприимства. В прозаическом тексте и в стихотворных строках излагаются духовные ценности огузов-туркмен, воспевается мужество, готовность отразить врага и защитить свою землю, верность семье и традициям предков. Велико воспитательное значение эпоса «Горкут ата». Песни, сказания из эпоса исполнялись певцами — бахши на туркменских празднествах — тоях и духовные ценности народа передавались из поколения в поколение. Пословицы и поговорки проходят через все повествование красной нитью: «Дружный народ и могуч, и силен», «Единый народ никому не сломить», «Не отрекайтесь от друзей», «Лишь дружный цели своей достигает», «Не делайте друг другу вреда», «С радушием гостей встречают», «Дочь без примера матери наставления не примет, сын без примера отца угощенья не устроит», «Старый хлопок тканью не станет, старый враг другом не станет», «Если накинуть уздечку на голову черного осла, он мулом не станет», «Гордых людей Бог не любит», «Не сгубив коня, дороги не пройти» и многие другие. Все эти пословицы и поговорки не теряют своего воспитательного значения и сегодня.

В «Горкут ата» нашли отражение свадебные обряды огузов- туркмен. Интересно, как один из персонажей, Бейрек, сообщает своему отцу Байбура-беку о своем намерении жениться. На вопрос отца, что он видел любопытного у огузов, сын отвечает: «Что мне видеть? У кого есть сын, тот его женит, у кого есть дочь, тот выдает ее замуж», из чего отец понимает его намерение [1, с. 36]. У туркмен сын, из уважения к отцу, как правило, не объявляет ему напрямую о желании жениться. Главе семьи об этом сообщает жена или другие родственники. «Отцу достается сын для славы, сын опоясывается мечом на гордость отцу, в тот век сын слово своего отца не нарушал; если кто нарушал, такого сына не принимали» — говорится в эпосе [1, с.51].

У туркмен на брак обязательно должно быть благословение родителей. В главе эпоса «Песнь о Кан-Турали, сыне Канлы-Коджи» юноша Кан-Турали, чтобы жениться на красавице Сельджан-хатун, выполняет три условия ее отца. Начинаются приготовления к свадьбе, но Кан-Турали не входит в свадебный шатер, а разобрав его, уходит с невестой на свои земли, чтобы получить благословление родителей на женитьбу [1, с. 69].

Об обычае собирать старейшин перед женитьбой сына говорится в главе «Песнь о Бамси-бейреке, сыне Кан-Буры». Собравшиеся на совет огузские беки решают послать сватать Бану-Чечек, дочь хана Бай-Биджана, мудрого Горкута ата [1, с. 36]. И в современной свадебной обрядности туркмен сватать невесту отправляются уважаемые люди старшего поколения, а за несколько дней до свадьбы в доме жениха собирается совет — генеш из близких родственников, друзей и соседей, где решаются вопросы по устройству свадьбы.

Решать важные вопросы семьи и общества с привлечением старейшин — яшули является древней традицией туркменского народа. С обретением независимости в Туркменистане каждый год уважаемые старейшины собираются на совет старейшин, где вместе с Президентом Туркменистана обсуждают и решают важные вопросы государственного значения. «Советам старшего вы следуйте всегда» — гласит пословица из эпоса.

В эпосе описывается огузская малая свадьба: «Яртачук, сын Яланчи, справил малую свадьбу, назначил день для большой свадьбы» [1, с.40]. У туркмен перед свадьбой и в семье жениха, и в семье невесты всегда устраивается той садака, приносят в жертву барана, готовят праздничные блюда, приглашают гостей. Можно предположить, что в этом предсвадебном обряде прослеживаются отголоски малой огузской свадьбы, описываемой в эпосе. Сейчас той садака проходят в торжественной обстановке в кафе или в современных зданиях для проведения свадеб той меканы, сопровождаются музыкой, танцами.

В эпосе показано глубокое уважение туркмен к женщине, матери, жене, сестре, дочери. В главе «Песнь о том, как был разграблен дом Салор-Казана» повествуется, что в плен попадают мать, жена и сын Казана. Примечательно, что смиряясь с пленением жены и сына, Салор-Казан хочет вызволить мать, обращаясь к захватчику: «Царь Шюкли, ты унес мои златоверхие жилища; да дают они тебе тень! Ты унес мою богатую казну, мои большие деньги; да будут они тебе на расходы! Ты увел Бурла-хатун и с нею сорок стройных дев; да будут они тебе пленницами! Ты увел моего сына Уруза и с ним сорок джигитов; да будут они твоими рабами!.. Ты увел мою старуху-мать; слушай, гяур! Мать мою отдай мне, без борьбы, без битвы я вернусь назад, уйду, так и знай» [1, с.29]. Мать — хранительница домашнего очага и семейных традиций. «Право матери — право Бога» говорят туркмены вслед за Горкутом ата.

Жена — опора мужа, гордость семьи. В «Горкут ата» на примере таких женщин, как Бурла-хатун, Бану-Чечек, Сельджан-хатун, жена Дяли Домрула показываются присущие туркменской женщине качества, такие как верность, скромность, мудрость, трудолюбие, доброта. Большое внимание у туркмен обращают внимание на воспитание девушки — в будущем она должна стать опорой своему мужу, вырастить достойных детей. Один из героев эпоса обращается к своему отцу: «Отец, возьми для меня такую девицу, чтобы пока я еще не встал с места, она уже встала; чтобы пока я еще не сел на своего черного богатырского коня, она уже села…» [1, с.36]. В эпосе жена — помощница и близкая советчица своего мужа. В. В. Бартольд писал об особом положении туркменской женщины, как оно вырисовывается в сказаниях, о том, что огузы-туркмены имеют только одну жену, которую они любят, уважают: «Нет никаких признаков многоженства: у каждого богатыря только одна хозяйка, которая его «открыв глаза, увидела, отдав сердце, полюбила» [1, с.115]. Один из персонажей эпоса, Дерсе-хан, за неимением детей посаженный в черную кибитку на черную кошму, с горечью обращается к своей жене, но при этом зовет ее так: «Приди сюда, счастье моей головы, опора моего жилища, ростом подобная прекрасно выросшему кипарису, ты, чьи черные волосы обвиваются вокруг лодыжек…» [1, с.15].

О том, что у туркмен принято советоваться с женой в важных семейных вопросах, что за матерью семейства остается решающее слово в таких серьезных и ответственных моментах, как женитьба сына и замужество дочери, отмечали многие европейские путешественники XIX-начала ХХ вв., побывавшие в Туркменистане [2, с. 40]. Так, одному из героев эпоса жена советует: «Джигит мой, мой бек-джигит. Цари — тень Бога; кто поднимет мятеж на своего царя, тому удачи не будет…Поезжай на охоту, твое сердце утешится». Бекиль увидел, что ум и совет его жены хороши.»[1, с.85].

И женщина с глубоким почитанием и любовью относится к мужу. В главе «Песнь об удалом Домруле, сыне Дука-коджи» жена Домрула с готовностью соглашается умереть за мужа: «С лежащими против нас твоими черными горами после тебя что мне делать? Если я пойду туда на летовку, да будут они мне могилой! Если буду пить твои холодные, холодные воды, да будут они моей кровью! Если буду тратить твое золото и серебро, да будут они мне саваном!» [1, с.62]. А плененная жена Салор-Казана готова принять самую страшную муку, но сохранить свою честь [1, с.28].

В эпосе интересно описаны свадебные традиции. Так, на своей свадьбе Бану-Чечек надевает одежды красного цвета [1, с.46]. Туркменская невеста и сегодня в день отъезда из отчего дома в дом будущего мужа одевает платье, сшитое из красной шелковой ткани кетени, красный шелковый халат чабыт, на голову ей накидывают красную, украшенную богатой вышивкой накидку курте. «Невеста с алым покрывалом» описывается в эпосе, «властелином моего красного покрывала» называет Бану-Чечек своего жениха Бейрека [1, с.267, 277].

В главе «Песнь о Бамси-Бейреке, сыне Кан-Буры» упоминается женщина Касырча-Нике (йенге), которая везде рядом с невестой Бану-Чечек [1, 34]. Йенге — жене старшего брата невесты или жениха в туркменской свадебной обрядности отводится важное место [3, с.96]. Так, йенге невесты помогает одеваться ей в день, когда невесту забирают в дом жениха, а иногда и сопровождает ее. Йенге жениха, когда привозят в дом невесту, по традиции садится на место, где должна сесть новобрачная и не встает до тех пор, пока свекровь не одарит ее отрезом ткани или шалью.

Интересно, что у огузов-туркмен не нарекали мальчика именем до тех пор, пока он не покажет себя храбрым, находчивым. « В тот век юноше не давали имени, пока он не отрубил головы, не пролил крови» [1, с.33]. Речь идет о защите своего народа от врага, а также победе над крупным животным: быком, львом. Богач-джана, сына Дерсе-хана, нарекают именем после того, как он поразил быка. Здесь имя образовано от огузо- туркменского слова boga- бык [1, с.262]. Туркменский этнограф, академик А. Джикиев связывал эту традицию с обрядом инициации [4, с.11]. До сих пор туркмены, поздравляя родителей новорожденного и услышав, как его нарекли, говорят: «Пусть будет хозяином своего имени». Причем это пожелание относится и к мальчику, и к девочке. Наречение ребенка красивым, звучным именем считается у туркмен важным родительским долгом.

Заслуживает внимания описание в эпосе «Горкут ата» обычая авункулата, заключающегося в правах, обязательствах дяди с материнской стороны (дайи) и племянниками (йеген). Так, в главе «Песнь о Кан-Турали, сыне Канлы-коджи» Кан-Турали сватается к девушке и выполняет условия ее отца. После того, как отец девушки соглашается на свадьбу, вмешивается его племянник и выдвигает еще одно условие [1, с.67]. Здесь интересно, что решая судьбу дочери, отец прислушивается к словам своего племянника. Далее, в главе «Песнь об Икенеке, сыне Казылык-коджи» юноша Икенек, родившийся в отсутсвие отца, попавшего в плен, воспитывается в семье брата матери [1, с.74]. Одного из центральных персонажей эпоса, Салор-Казана, также воспитывал дядя по матери [1, с. 30]. Этнографы видят в обычае авункулата пережитки материнского рода. Отголоски этого обычая сохраняются у туркмен в обряде гулпак той, когда по истечению ребенком первого года жизни, брат матери (а за неимением его, родственник со стороны матери) постригает ребенку первые волосы. За это отец ребенка одаривает его. Также, когда у ребенка режутся первые зубки и он становится беспокойным, туркмены говорят, что «ребенок просит подарка у дяди». Дядя со стороны матери делает символический подарок и тем самым как бы помогает племяннику или племяннице преодолеть трудный для него период. Считается, что после подарка дяди зубки у ребенка режутся безболезненно.

При изучении этих обрядов становится ясным, что дядя участвует в жизни племянников, как правило, в раннем возрасте. Вероятно, после преодоления ребенком определенного возрастного порога (7–14 лет) он переставал быть близко связанным с родственниками матери. Это могло быть связано в древности с обрядом инициации, через который проходили чаще всего в подростковом возрасте. После инициации подросток становился полноправным членом отцовского рода.

И в свадебной обрядности туркмен прослеживаются отголоски этого древнего обычая. Так, в наши дни невеста вместе с подарками ближайшей родне жениха, привозит и подарок его дяде со стороны матери. А также, когда невесту забирают в свадебном кортеже из отчего дома, ее дяде со стороны матери делают символический подарок, обычно рубашку.

В эпосе можно найти сведения о материальной культуре и хозяйстве огузов-туркмен. На протяжении эпоса часто упоминается белый шатер. Здесь речь идет о древнем туркменском жилище — белой юрте ак ой. В этнографической литературе принято связывать наличие этого вида жилища у туркмен с кочевым направлением хозяйства в прошлом, что на наш взгляд, не совсем верно. Туркменистан — родина Джейтунской культуры, одной из самых ранних земледельческих культур в истории человечества (V тыс. до н. э.), что свидельствует об очень древних оседлоземледельческих традициях туркмен. Известно, что создание народного жилища определяется, прежде всего, условиями окружающей среды и климата, а уже потом видом хозяйственной деятельности. Белая юрта туркмен — идеальное жилище в условиях жаркого климата и с точки зрения экологичности: в ней прохладно летом и тепло зимой, на ее установку не требуется много сил, а строительным материалом служит дерево. При этом, постройку и внутреннее убранство юрты туркмены возвели в ранг искусства. Есть несколько видов туркменских ковров и ковровых изделий, которые предназначались только для убранства юрты. И в наши дни традиции постройки юрты не утрачены. В праздничные дни юрты возводят в парках туркменских городов и сел, при ресторанах национальной кухни, их нередко можно видеть как дополнительное место отдыха, приема гостей во дворе частного дома. В 2015 году туркменский город Мары был выбран культурной столицей тюркского мира и в честь этого события было построено уникальное, стилизованное под туркменскую белую юрту современное здание «Türkmeniň ak öýi» («Белая юрта туркмен»), в котором разместился концертный зал.

В эпосе можно найти и сведения о хозяйстве огузов-туркмен: земледелии, скотоводстве, охоте, ремесле, торговле и др. Так, упоминаются виноградники, тутовые деревья. У туркмен издавна развито шелководство, ткачество. В главе «Песнь об удалом Домруле, сыне Дука-коджи» упоминается колыбель из льняной ткани, что дает представление о ткачестве [1, с. 62]. Также в эпосе упоминаются золотистая полотняная ткань, сукно, кумач, золотое шитье [1, с. 76]. Что касается шитья, то до сих пор национальная одежда туркменок украшается вышивкой — это почти непременный атрибут и повседневной, и праздничной одежды.

Выработка шелковых, хлопчатобумажных, шерстяных, льняных тканей являлось неизменным в хозяйстве туркмен. Старинное ремесло ткачества не забыто и сегодня, шелковые ткани кетени пользуются большим спросом, а тонкая ткань чакменлик из верблюжьей шерсти идет на пошив национального мужского халата чакмен.

Таким образом, эпос «Горкут ата» является важнейшим источником по этнографии туркменского народа, в нем отражены сведения о материальной и духовной культуре туркмен-огузов. На примере эпоса можно видеть преемственность народных традиций и обрядов, многие из которых сохраняются и поныне.

1. Книга моего деда Коркута. Огузский героический эпос.- М.- Л., Издательство АН СССР, 1962.

2. Гундогдыев О. Туркменистан глазами европейских авторов ХIХ- начала ХХ вв. Хрестоматийный сборник. — Ашгабат: Мирас, 20.

3. Диванкулиева Б. Х. Эпос «Гёр — оглы» и его значение как историко- этнографического источника// Исторические исследования. IV Международная научная конференция. Казань, 2016.

4. Жыкыев А., Акыныязов Г. «Горкут ата» эпосында дап-дессурлар, адат ве этика// «Горкут ата»- 1500. Ашгабат: Магарыф, 1999.

ТУРКМЕНСКОЕ ПЛЕМЯ АБДАЛ

АБДАЛ [абда:л, чаще — апда:л] — туркменское племя в Ставропольском крае и Астраханской обл.; тире и роды племен човдур, ата, арсары, сарык. Этнографы связывают этноним абдал с эфталитами — белыми хуннами [Карпов, Кармышева, Артамонов, Росляков, Кузеев, Востров, Муканов, Гафуров, и др.]. Эфталиты в V в. образовали сильное государство, куда вошли Средняя Азия, Афганистан и Восточный Иран. Впоследствии они были завоеваны другими тюркскими народами и растворились в них [Каррыев и др.,]. «Эфталитские племена сыграли определенную роль в этногенезе туркменской народности и несомненно были одним из компонентов, вошедших в её состав». Возможно, туркменский этноним абдал связан с ними [История ТССР]. По мнению В. В. Вострова и М. С. Муканова, «вполне вероятно, что казахские и туркменские абдалы являются... остатками эфталов (эфталитов), расколовшихся на две части, из которых одна вошла к туркменам, затем через туркмен — к казахам. По Б. Г. Гафурову, в различных источниках эфталиты помимо ‘белых гуннов’ называются по-разному. Так, в сирийских и грекоязычных источниках — абдел и эпталит, в армянских—хептал, идал, тетал; в арабских—хайтал, йафтал, в такжикско-персидских — хетал, хайтал. Об этимологии этнонима имеются личные версии. Из них наиболее правдоподобной, на наш взгляд, яв-ляется гипотеза Бал'ами (X в.), приведенная в работе Б. Г. Гафурова. Бал'ами возводит этноним к бухарскому слову хайта:л ‘сила’, т. е. «сильный человек». В пользу этого мнения приведем также древнеуйгурское слово аптал, имеющее значение ‘герой, сильный человек’ [Радлов]. По его мнению Н.А.Баскакова, название булгарского рода абдал восходит к чувашскому диалек-тальному слову avat ‘рыть, долбить, копать, т. е. «пахать» аl — аффикс орудия (лица) действия, таким обра¬зом, абдал ‘племя пахарей, племя сохи’, Роды абдал встречаются также в составе башкиров и узбеков-локайцев. Афганское племя дуррани имеет параллельное название абдал [ТСЭ]. Судя по этнотопонимии, абдалы жили и в Азербайджане; в 19 районах Анатолии также имеются абдалы.

С. Атаниязов «Словарь туркменских этнонимов», Ашхабад, Ылым, 1988 г.

ДРЕВНЕХОРЕЗМИЙСКИЙ ЯЗЫК И ПРОБЛЕМА ЕГО ТЮРКИЗИЦИИ

Глава из книги А.Язбердиева «Письменные системы и библиотеки Туркменистана с древнейших времен до XIII века», Москва, 2010 г.

Выдающийся иранист А. А. Фрейман отмечал: „Вопросы измене¬ния языковой карты, языковых взаимоотношений самым тесным образом связаны с историей народов Средней Азией”. Эта мысль в первую очередь должна быть отнесена к взаимоотношениям древнехорезмийского и огузского языков, которым, на наш взгляд, ученые не уделяют должного внимания. Отнюдь не случайно, видимо, что автор географического труда „Худуд ал-алем” („Границы мира”), написанного на персидском языке в конце X в. (в 982 г.), всю Центральную Азию назвал „Гузским Туркестаном”. Характеризуя границы огузского государства того периода, выдающийся исследователь истории Древнехорезмийского государства С.П. Толстов писал: „Ко второй половине X столетия государство огузов достигает огромных размеров: на юго-востоке оно граничит с областями Тараза (ныне г.Джамбул на р. Талас) и Шаша (Ташкент); на юге охватывает бассейн Куван-дарьи и Жаны-дарьи; на севере, видимо, включает бассейны Сары-су, Челкара и Иргиза; на северо-западе достигает предгорий Урала, где граничит с башкирами; на западе вплотную примыкает к поволжским владениям хазар. На юго-западе владения огузов охватывают, видимо, значительную часть Устюрта’.

Об гузах (огузах) имеются сведения в произведениях ранних авторов - Ибн ал-Мукаффа, Ибн Хордадбеха, ат-Табари, ал-Джахиза, Абул Аббаса ал-Мервези, Ахмеда ас-Серахси, Мусы ал-Хорезми, ал-Белазури, ал-Бируни и др. Как видно из их сообщений, древнее Хорезмийское государство, расположенное в северо-восточной части мусульманского мира, с раннесредневековой эпохи (V в.) вплоть до XII в. было окружено со всех сторон только огузами. На востоке от Каспийского моря, то есть на территории современного Туркменистана, огузы селились на постоянное жительство уже с V в. Если в своем раннем произведении „Ал-Асар ал-бакия” („Памятники минувших поколений”) Ал-Бируни писал об огузах, то в книгах, написанных им в конце жизни, сообщает сведения о туркменах. Он является вторым автором после ал-Макдиси, кто использовал этноним туркмен. Можно считать, что ал-Бируни в некоторой степени был знаком с огузско-туркменским языком. Об этом говорит тот факт, что в своей „Геодезии” название озера Сарыкамыш он приводит в виде „Гуз денизи” („Озеро гузов”). Секретарь посольства аббасидского халифа ал-Муктадира (908-932), послан¬ного из Багдада в волжскую Булгарию, чтобы закрепить в этой стране ислам, Ахмед ибн Аббас ибн Фадлан является одним из ранних авторов, сообщивших сведения об огузах. В 921-922 г. он вместе с другими членами посольства совершил поездку в Булгарию (современные республики Башкортостан и Татарстан в составе России) не прямым путем через Кавказ, а через Иран и Туркменистан. В начале 922 г. они следовали из Ирана через Каракумы в северном направлении и продолжительное время могли наблюдать за огузами. В своих „Путевых записках” („Рисале”) этот путешественник привел обширные и точные сведения об огузах, их обычаях, торговых делах с хорезмийцами и о других взаимоотношениях. Комментируя их, В.В. Бартольд подчеркивал: „Огузы произ¬вели на Ибн Фадлана впечатление богатого кочевого народа, владев¬шего, как потом туркмены, огромными стадами баранов. Были бога¬чи, у которых было до ста тысяч баранов. Бараны были главным предметом вывоза из степей огузов в мусульманские области, при¬чем самая оживленная торговля происходила в пограничных пунктах Хорезма. В мирное время огузы приходили (очевидно, со своими стадами) в город Паратегин на правой стороне Аму-Дарьи, на рас-стоянии одного дня пути от Аральского моря, или в Гургендж (ныне Куняургенч)”.

Современник Ибн Фадлана, другой арабский ученый и путешест¬венник ал-Истахри, тоже сообщая весьма важные сведения об огузах и об их взаимоотношениях с хорезмийцами, писал: „С севера и запа¬да он (Хорезм) граничит с пределами гузов, на юге и востоке от него Хорасан и Мавераннахр. Он находится в конце р. Джейхун, после него, до впадения в Хорезмийское озеро, на реке нет населенных мест. Он лежит по обеим сторонам Джейхуна; главный город его на северной стороне, а на южной стороне большой город, называющий¬ся Джурджания. Это самый большой город в Хорезме после столи¬цы; он - место торговли с гузами”. Далее ал-Истахри сообщал: „Потом Джейхун достигает Хорезмского озера в месте, где живут рыболовы и нет ни селений, ни построек. Место это называется Халиджан. На берегу этого озера в стороне Халиджана земля гузов, в мирное время они приходят с этой стороны в селение Баратегин, а с другой стороны - в Джурджанию, оба они - пограничные крепости”. Ал-Масуди (X в.) в своей „Китаб ат-тенбих ва-л-ишраф” („Книга наставления и убеждения”) писал: „И на нем (Хазарском море) находятся многие из кочевьев гузов из (числа) тюрок”. Этот же автор в своей другой книге „Мурудж аз-захаб” („Золотые луга”), подтверждая проживание огузов на берегу Аральского моря, сообщал: „Преобладают среди тюрок в этом месте гузы, (частью) кочевые, (частью) оседлые. Это племя из тюрок, оно (делится) на три группы: нижние (гузы), верхние и средние; они самые храбрые из тюрок”. Ал-Макдиси о хорезмийцах и гузах писал следующее: „Знай, что Хорезм (Гургендж) на востоке подобен Сиджилмаса на западе, и природные свойства хорезмийцев подобны свойствам берберов. (Площадь) его 80 на 80 (фарсахов), в нем - жилища, следующие друг за другом, многоводные каналы, он изобилует рыбой и баранами, это место торговли с гузами и тюрками”. В упомянутом нами географическом труде „Худуд ал- алем” о взаимоотношениях огузов с хорезмийцами сообщается: „На запад от Мавераннахра пределы Хорезма. Кас [Кят] - главный город (касаба) Хорезма, ворота в Туркестан гузский”. Якут ал-Хамави, побывавший в Гургендже (Куняургенче) зимой 1219 г., то есть в период, когда, видимо, древний ираноязычный диалект хорезмийцев уже в значительной мере был тюркизирован, о Хорезме и его тогдашнем населении писал: „Окружают его (Хорезм) сыпучие пески. Живут там народы из тюрок и туркмен со своими животными . Об огузах, местах их расселения, их языковом богатстве ценнейший материал содержит ,Диван лугат ат-турк” Махмуда Кашгарского.

Из первоисточников следует, что в раннее средневековье (V-X1I вв.) с хорезмийцами в прямых и непосредственных отношениях на¬ходился только один тюркский народ - огузы. Лишь в конце XII в., по-видимому, когда процесс перехода от древнехорезмийского языка к тюркскому был завершен, в источниках появляются обрывочные и неконкретные сведения о связях хорезмийцев с другими тюркскими народами, в частности с кыпчаками. Торговые связи были взаимовыгодными и для огузов, и для хорез¬мийцев. „Хорезм был обязан своим богатством исключительно тор¬говле с кочевниками, по-видимому, получившей при исламе значи¬тельное развитие; эта торговля сосредотачивалась в северной части Хорезма с городом Гургенджем (ныне Куняургенч), составлявшей в X в. особое владение, независимое от домусульманской династии хорезмшахов” .

Основная причина тюркизации языка хорезмийцев заключалась в том, что с начала XI в. Хорезмийское государство вошло в состав двух мощных туркменских империй-сначала Газневидов, а затем Сельджукидов. Как отмечалось, в 1017 г. Махмуд Газневидский, за¬воевав Хорезм, назначил в этой стране наместником выдающегося полководца своего времени „великого хаджиба” Алтындаша, при¬своив ему титул хорезмшаха. Тем самым, после Афригидской и Ма-мунидской он стал основателем третьей по общему счету и первой тюркской (туркменской) династии хорезмшахов. Выходцем из конк¬ретно какого тюркского народа является Алтындаш, в источниках Данных нет. Хорезмшахи из этой династии, собственно сам Алтын¬даш и двое его сыновей, правили страной недолго, всего лишь не¬полных четверть века (1017-1041 гг.). Тем не менее именно с этого периода следует искать истоки тюркизации языка хорезмийцев. Пос¬ле назначения тюркского наместника огузы начали расселяться и жить не только в приграничных районах, но и в самом Хорезме. Воз¬никли селения, в которых отдельно проживали хорезмийцы и огузы. Количество последних со временем увеличилось, что и привело в ко¬нечном итоге к полной ассимиляции хорезмийцев среди них.

После Алтындаша основателем последней, четвертой, династии хорезмшахов стал Ануштегин Гарджа. О его происхождении из огузского племени бегдили имеются вполне конкретные и достовер¬ные данные . Он служил во дворце великого сельджукского султана Мелик шаха (1072-1092), занимал высокие государственные долж¬ности и был приближенным царя. Мелик шах назначил его своим наместником в Хорезме. С этого момента вплоть до гибели султана Джелал ад-Дина, то есть в течение почти двух веков, правителями великого Хорезмийского государства являлись представители туркменской династии Анупггегинидов. Видимо, в этот период окон¬чательно завершилась тюркизация древнего языка этой страны. В этой связи В.В. Бартольд отмечал, что хорезмийский язык был вы¬теснен из обихода турецким языком и, что в начале XIII в., в период правления хорезмшаха Мухаммеда (1200-1220), население страны было уже тюркизированным2. Он увидел этнографические следы древних хорезмийцев в национальных одеяниях современных турк¬мен и хивинских узбеков: „Одна из особенностей хорезмийского костюма - высокие шапки-сохранилась у северных хивинцев и туркмен; остатком хорезмийского языка являются, несомненно, не¬которые термины в области искусственного орошения {арна - боль¬шой канал, яб - малый канал), также сохранившиеся только у хивин¬цев и туркмен. О том, что слово яб сохранилось в туркменском языке В.В.Бартольд отметил и в другой своей работе.

Отношения туркмен с древними хорезмийцами и их последствия нашли свое отражение и в событиях, связанных с их общей борьбой против монгольских завоевателей на Ближнем Востоке под руко¬водством последнего правителя Хорезмийского государства, вели¬кого туркменского полководца султана Джелал ад-Дина Менгбурны. После его смерти, как писал З.М. Буниятов: „Остатки хорезмийцев осели в Египте, на севере Сирии и Ираке и на юго-западе Анатолии. На севере Ирака потомки хорезмийцев живут поныне в селениях Мосульского и Киркукского округов. В Анатолии они носят наз¬вание хурзумлу и живут в селениях, которые и сейчас называются Хурзум. Восемь таких селений находятся в вилайете Маниса Йня) на берегу Эгейского моря.

По сообщению Ибн Биби, после смерти хорезмшаха Джелал ад-Дина  Менгбурны один из его эмиров по имени Сары хан перешел на службу к конийскому султану Ала ад-Дину Кей-Кубаду I. Сары-хан, по предположению турецких исследователей, является основателем династии Сарыханидов, которая и владела вилайетом Маниса. Эта династия просуществовала до 1412 г.

В Восточной Анатолии хорезмийцы осели в округах Кутахии и Алашехира. Их потомки живут теперь в селениях Хорзом спииреи, Овачик, Хорзом Алаяка, Хорзом Саздере, Хорзом Кесерлер, Хорзом-и Энбеми. Кроме того, в вилайете Урфа существует три селения под названием Хорезм, в которых живут потомки хорезмийцев, бежав¬ших из Сирии. Так закончилась эпоха хорезмийцев, покинувших ро¬дину вместе с султаном Джелал ад-Дином Менгбурны и расселив¬шихся по различным областям Ближнего Востока в результате монгольского нашествия”. Неслучайно, видимо, тот факт, что жите¬ли всех этих селений ныне называют себя туркменами.

Сообщения З.М.Буниятова можно дополнить сведениями, отно¬сящимися к нашему времени. После того, как Туркменистан в 1991 г. приобрел свою независимость, была налажена связь с соотечест¬венниками, проживающими в указанных странах. В том же году, когда в Ашхабаде была создана Гуманитарная ассоциация туркмен мира, то в ее управленческий Совет были избраны туркмены, проживающие в Турции - Юсуп Халадж оглы и Салахетдин Байсал. в Саудовской Аравии - Хаджи Пигам Джума, в Сирии - Ал Али Бешир и Исмаил Шибрак, в Ираке - Ахмет Бегдили Гунеш. Постепенно наладились непосредственные контакты творческих деятелей Туркменистана с туркменами, живущими в этих странах. А.Сахатмурадов, побывавший в научной командировке в Египте и Сирии в 1977 и 1990 гг., о туркменах, проживающих в этих странах, в частности о сирийских туркменах, пишет: „Сирийские туркмены гордятся тем, что где-то вдали существует Туркменское государство. Любую вещь, связанную с ним, они рассматривают как священную, живо интересуются всем тем, что происходит в жизни Туркме-нистана, получают газеты и журналы, издающиеся в нем, с интересом читают произведения туркменских писателей и поэтов, сердечно встречают и принимают приезжающих в Сирию предста¬вителей искусства, науки, литературы из нашей страны. С большим желанием смотрят наши фильмы. Такие фильмы, как „Невестка”,  „Дерево Джемал” кинорежиссера Ходжакули Нарлиева в свое время были встречены с большой теплотой и любовью не только сирийскими туркменами, но и всем населением этого государства”. Эти чувства можно отнести и к туркменскому населению, прожива¬ющему в других Ближневосточных странах. После создания Гуманитарной ассоциации туркмен мира ученые, писатели и другие творческие деятели, представители туркменской диаспоры в указанных странах в одиночку и группой систематически посещают родину своих предков. Они регулярно принимают участие в ежегодных научных конференциях, проводимых Гуманитарной ассоциацией в Ашхабаде.

Несмотря на имеющиеся достаточно многочисленные и достовер¬ные факты, определяющие характер отношений хорезмийцев с огу- зами-туркменами, начиная с раннесредневекового периода по нас¬тоящее время, часть ученых, по нашему мнению, не смогла объек¬тивно подойти к освещению этого вопроса. Почему-то, они видели следы древнего хорезмийского языка только в словарном составе языка узбеков, живущих в Хорезмской области Узбекистана. Воз¬можно, в определенной мере на это их натолкнуло сходство наз¬вания области с древним топонимом Хорезм. Так, А.А.Фрейман, первым выдвинув эту идею,писал: „Исследование словаря узбек¬ских говоров Хорезма3 поможет выяснить остатки хорезмийского словаря, сохранившиеся в этих говорах”4. В.А. Лившиц, в свою очередь  продолжал: „Тюркизация Хорезма, проходившая в течение ояда столетий, привела к постепенному поглощению хорезмийского языка тюркскими среднеазиатскими языками. Процесс этот завер¬шился, по-видимому, в XV в. Тюркские слова и целые выражения, встречающиеся в сочинении аз-Захиди (например, если хорезмиец скажет по-тюркски: „эр оглум” свидетельствуют о том, что население Хорезма (или по крайней мере определенная часть его) уже в XIII в. было двуязычным.

Хорезмийский язык оставил след в лексике узбекских говоров Хорезма (ср., например, сохранение хорезмийских терминов ороше¬ния арна „большой канал”, яб „малый канал”, арык в этих гово¬рах)’ . Последние примеры мы уже встречали у В.А. Бартольда. В отличие от А.А. Фреймана и В.А. Лившица он их совершенно спра¬ведливо относил к словарному составу двух народов-туркмен и узбеков Хорезма. Почему А.А. Фрейман и В.А. Лившиц в этом воп¬росе отдали предпочтение только узбекским говорам Хорезмийской области и не приняли во внимание туркменские говоры Дашогузской области, остается совершенно не ясным. Между тем, эти два и некоторые другие слова и поныне употребляются в современном туркменском языке, и таких слов не мало. В целом же этот вопрос должен быть решен на научной основе путем составления специаль¬ного словаря слов, перешедших из хорезмийского языка в соврем¬енный туркменский и узбекский языки.

Комментируя выдвинутые соображения о взаимоотношениях древних хорезмийцев и хивинских узбеков, можно сделать следую¬щие замечания. Во-первых, по сообщениям первоисточников, приве¬денных нами, прямые контакты хорезмийцев с другими тюркскими народами (например, с кипчаками) начались как минимум на семь веков позже (с XII в.), чем с огузами-туркменами. Во-вторых, реше¬ние этого вопроса должно базироваться не только на лингвистических примерах, к тому же весьма недостаточных, но и исходить также из исторически сложившихся продолжительных связей. К со-жалению, без полного учета этого, на основе всего лишь двух слов, в одинаковой мере используемых в современных туркменском и уз¬бекском языках, были сделаны далеко идущие односторонние выво¬ды. С.П.Толстов первым объявил прямым наследником великого культурного и научного наследия древних хорезмийцев только один узбекский народ. В своих статьях, посвященных ал-Бируни, он со всей прямотой подчеркивал: „Бируни - по происхождению хорез¬миец, выходец из того ираноязычного населения древнего и ранне¬средневекового Хорезма, которое, впитав в себя различные тюрко¬язычные элементы, вошли в состав узбекского народа, составив эт-ническую основу современных хорезмских узбеков”. В статье „Би¬руни и его время”, неоднократно потом перепечатанной, переходя от частного (хорезмских узбеков) к общему (ко всему узбекскому народу), С.П.Толстов продолжал: „Бируни - хорезмиец, а хорез¬мийцы вошли как важное слагаемое в состав основного этнического ядра узбекского народа. Хорезмийские узбеки - прямые потомки древних и раннесредне¬вековых хорезмийцев, их культура, а через них и культура всех узбеков-прямое продолжение культуры древних хорезмийцев. Бируни, как и его великий предшественник и соотечественник Мухаммед ибн Муса ал-Хорезми, - классик узбекской культуры, за¬чинатель узбекской науки, величайший из ученых средневекового Узбекистана”.

Примеру С.П.Толстова следовали единичные ученые. Так, М.Е.Салье свою брошюру о Мусе ал-Хорезми, изданную на русском и узбекском языках озаглавил „Мухаммед аль-Хорезми – великий узбекский ученый”. Подобные односторонние, не основанные на исторических фактах выводы отдельных ученых, как это ни странно, осведомленных об истории народов Средней Азии, их языковом развитии и культурном наследии, мягко говоря, удивляют. Чем же  можно объяснить, что в выводах этих ученых не упоминаются огузы и туркмены, которые, как мы пытались доказать, являлись един¬ственным народом, проживавшим начиная с V в. по XII в. бок о бок с древними хорезмийцами и находившимся с ними в тесных отношенниях?

Древний хорезмийский народ оставил глубокий и неизгладимый след в истории науки и культуры древнего и средневекового периодов. Как бы он не был близок через узбеков Хорезмийской области Узбекистана всему узбекскому народу, он в такой же степени он, может быть, даже в значительно большей, является близким через туркмен Дашогузской области Туркменистана, включающей в себя добрую половину территории Древнего Хорезма с его столицей Гургенджом (ныне Куня-Ургенчем), всему туркменскому народу. Историческая же истина основана на многовековых взаимоотношениях древних хорезмийцев с огузами и туркменами. Естественно, что два братских народа, туркмены и узбеки, живущие на территории Древнего Хорезма в течение многих веков, имеют равные права быть наследниками научного и культурного богатства, оставленного этим культурным народом. Два братских государства, Туркменистан и Узбекистан, история наделила беречь и умножать его наследие.

Завершая краткое изложение истории древних письменных систем и замечательных средневековых библиотек Туркменистана следует отметить, что судьба этих учреждений того периода была похожа на судьбы всех научных очагов стран восточной части мусульманского мира. Вторжение в начале XIII в. в пределы государств этого региона монгольских завоевателей образовали болшую разделительную линию в хронологии, по крайней мере, в восточной части мусульманского мира до и после него внутри истории мусульманского периода. Нанесенный удар был настолько сильный и всеуничтожающий, что культурное развитие полностью было разрушено. Кульминацией этих трагических событий являлся 1258 год, когда Хулагу-хан завоевал Багдад и убил последнего халифа из Аббасидской династии Мустасима (1242-1258). После этого единый Халифат мусульман и Багдад, как его столица, перестали существовать. Ученые всего мира единодушны в своих выводах и оценках этих трагических событий. Выразив их общий лейтмотив Э.Браун писал: „Потери, понесенные мусульманской наукой, никогда вновь не достигшей прежнего уровня, не поддаются описанию и превосходят все, что можно было представить: были не только полностью уничтожены тысячи бесценных сочинений, но из- за большого количества ученых людей, либо погибших, либо едва спасших свои жизни, сама традиция истинной учености...была почти разрушена”. О.Пинто развивая мысли Э.Брауна и сославшись на него, писала: „Ни Чингиз-хан, ни Хулагу-хан не обращали никакого внимания на человеческую жизнь или на институты культуры. Они держали своих лошадей в мечетях, сожгли библио¬теки, они использовали драгоценные рукописи в качестве топлива, сравняли с землей завоеванные города с их населением”.

О ЧИСЛЕННОСТИ ТУРКМЕН ХОРЕЗМА В 19-20 ВЕКАХ

Выдержки из книги М.Дурдыева «Туркмены Центральной Азии», Ашхабад, 1993 г.

Туркмены, издревле населявшие эту территорию, играли ведущую роль в истории Хорезма. Не потеряли они своей роли и после завоевания Хорезма кочевниками-узбеками и образования Хивинского ханства. В ХIХ в. в Хивинском ханстве, по данным различных источников, проживало от 165 до 250 тысяч туркмен.

Резкое сокращение численности туркмен в Хивинском ханстве отмечалось в период завоевания его российскими войсками после 1873 г., когда против туркмен направлялись карательные экспедиции царских войск. Но особенно сильный ущерб туркменскому населению Хорезма был нанесен в первые годы советской власти с образованием на месте бывшего Хивинского ханства Хорезмской

Народной Советской Республики /1918-1924 гг./.

По материалам переписи 1917 г. в Хивинском ханстве проживало 184 тыс. туркмен. По материалам переписи, проводившейся Комиссией по национально-территориальному размежеванию Средней Азии, в 1924 г., туркмен в ХНСР насчитывалось только 64434 чел.

Столь катастрофическое сокращение туркменского населения являлось прямым следствием откровенной антитуркменской политики, проводившейся Компартией и правительством Хорезма. В середине сентября 1920 г. правительственные войска во  планомерную карательную акцию по «усмирению» туркмен, в ходе которой отмечалось массовое физическое истребление мирного населения. Тысячи туркмен, спасаясь от расправы, вынуждены были покидать родные места. Как отмечалось на V Пленуме ЦИК Туркестанской АССР 18 июля 1922 г., карательные отряды Красной Армии по наущению националистического правительства Хорезма «стирали с лица земли» туркменские аулы: «Когда йомудское население узнало об этом, то оно побросало все, и кто на лошадях, верблюдах, быках, пешим порядком с женами и детьми двинулись в сторону Туркменской области и прошли безводным путем тысячи верст вплоть до Каспийского моря и остановились в Персии»…

После национально-территориального размежевания Средней Азии в 1924 г., образования Туркменской и Узбекской ССР в Хорезмийской области Узбекской ССР и Каракалпакстане, входившем тогда в состав Казахстана, оставалось 3,0 тыс. туркмен.

В 1936 г. была образована Каракалпакская АССР в составе  Узбекистана, в нее вошли и отдельные районы Туркменистана/Дорткульский район/ со значительным туркменским населением. В настоящее время в Каракалпакстане сосредоточена большая часть туркмен Северного Узбекистана: 60 тыс. чел. из 66 тыс. населения Хорезмской области и Каракалпакстана…

В составе хорезмских узбеков в период национального размежевания оказалось туркменское племя хидырэли, численностью в 3,9 тыс.чел., проживавшая в районе Нового Ургенча и причисленная Комиссией по размежеванию к узбекам.

«ДИВАН ЛУГАТ АТ-ТУРК» МАХМУДА КАШГАРИ КАК ИСТОЧНИК ПО ЭТНОГРАФИИ ТУРКМЕН

Б.Диванкулиева, Туркменистан

Одним из ранних источников по этнографии туркмен является «Диван лугат ат-турк» («Свод тюркских слов») Махмуда Кашгари (XI век). Несмотря на то, что этот выдающийся труд является прежде всего памятником тюркской диалектологии раннего средневековья, в нем собран исключительный по своей ценности материал по истории, этнографии и культуре многих тюркских народов. Книга была написана на основе обширных сведений, которые автор, путешествуя среди тюркских племен, изучил и систематизировал. В «Диване» сравниваются тюркские языки, в том числе, много данных о языке огузов-туркмен. Даже если бы работа была написана только в контексте тюркского языкознания, это уже явилось бы большим и капитальным исследованием. Но автор приводит в своей работе много сведений о материально-духовной культуре описываемых народов, что делает этот труд своего рода этнографической энциклопедией [1]. «Диван» давно и серьезно исследуется тюркологами, востоковедами, историками и, тем не менее, в книге еще много неизученного. Так, в настоящей статье рассматривается быт огузов- туркмен раннего средневековья по материалам этого произведения Есть филологическое исследование туркменского ученого С.Ахаллы, в котором проведен сравнительный анализ туркменского языка и материалов «Дивана» [2]. Работа ценна тем, что автор перевел множество слов и словосочетаний, пословиц и поговорок из «Дивана» с тюркского на современный туркменский язык, что дает возможность их посредством ознакомиться с материально-духовной культурой огузов-туркмен в XI веке. Махмуд Кашгари пишет: «Огуз — одно из племен тюрков, они — туркмены. Состоят из двадцати двух родов. Каждый род имеет знак и тамгу на своих животных. По ней они узнают их». [1, с.96]. Также указывает, что в числе других народов, побывал и среди туркмен [1, с.8]. Об этнониме «туркмен» Махмуд Кашгари рассказывает в одном из сказаний, собранных среди них [3, с.304–307]. «Диван» дает много материала о быте туркмен раннего средневековья, который можно классифицировать следующим образом: Государственный строй: налоговая система, судопроизводство, военное дело. Хозяйственная деятельность: профессии, занятия, виды ремесла. Материальная культура: жилище, одежда, пища, культурные растения, предметы домашнего обихода и др. Духовная культура: верования, народный календарь, обычаи и традиции, игры, пословицы и поговорки, четверостишия. Как видно из перечисленного, сведения охватывают почти все стороны материально-духовной жизни огузов-туркмен, их общественного быта, относящихся к X-XI вв., это и делает труд Махмуда Кашгари этнографически наполненным и максимально информативным. Судя по «Дивану», у огузов-туркмен уже в раннем средневековье существовало развитое государственное образование, о чем свидетельствует социальная терминология: хан, бек, эмир, хранитель казны и другие титулы, а также термины административно-территориального деления: владение, область, провинция, велаят. Описываются знамена ханов и беков, есть термины военные и политические, означающие соглашение [2,с.106]. У огузов было судопроизводство, что следует из объяснения слов, означающих судебное преследование должника за долг, взятие и отдачу долга [1, с.99]. Также правителями определялись доли земли, причитающихся для раздачи земледельцам в аренду [1, с.100], что свидетельствует также и о древних оседло-земледельческих традициях огузов-туркмен, существовавших у них нескольких видов землевладения. Это подтверждается и этнографическими научными исследованиями [4, с. 62–63]. «Диван» описывает военное дело туркмен XI века, в частности, тактику ведения боя, именовавшуюся у них ülker (созвездие, плеяды), когда войско отступало во все стороны, а затем внезапно один отряд, за ним и все остальные шли в атаку [1, с.123]. Историк О.Гундогдыев отмечал, что в средневековье у туркмен широко применялось в битвах ложное отступление, наводившее противника на засаду [5, с.204]. О военной тактике, похожей на описанный в «Диване», говориться и в туркменском эпосе «Гёр-оглы» [6, с.59]. Военная терминология «Дивана» указывает на то, что у туркменских правителей средневековья было организованное войско, тактики ведения боя, высылаемая перед боем разведка: «Если человек знает пароль, то не погибнет по ошибке от руки спрашивающего пароль [1, с.83; 2, с. 86]. В «Диване» одна из пословиц характеризует высокую мобильность огузских военных отрядов: «Если послышится крик — соберутся люди, чтобы помочь кричащему; если появится враг — соберутся отряды на битву» [1, с.118]. Материальная культура огузов-туркмен широко описывается на страницах «Дивана». Можно сделать вывод о преимущественном значении земледелия в их хозяйстве в раннем средневековье. Много слов и словосочетаний, относящихся к земледелию: зерно, пшеница, рожь, ячмень, хлопок, семечки, просо, кунжут, мука, посадки, кетмень (мотыга), серп,ёрунджа (кормовое растение), виды бахчевых, овощей и фруктов: дыня, морковь, чеснок, груша, виноград, абрикос, сливы, персики и др. Упоминается жребий, согласно которому делятся земельные участки [1, с.82], вилы, предназначавшиеся для веяния и очищения пшеницы [1, с.145], удобрение почвы [2, с.135], яма, которая предназначалась для хранения пшеницы [1, с.116], ярмо для быка, используемого при вспашке [2, с.109], рытье арыков для полива пашни [2, с.155]. Есть сведения о рыболовстве и охоте. К примеру, описывается капкан для ловли зайцев, сети и способ ловли рыбы, лодки [1, с.123, 138].

Согласно «Дивану», в XI веке у огузов-туркмен вторым по значимости направлением хозяйства было скотоводство. Упоминаются лошади и их масти, верблюды, быки, овцы, телята, козлята. У туркмен и до ныне словом «довар» обозначают отару овец. С. Ахаллы полагал, что это слово произошло от древнетюркского слова «тафар», приводимого в «Диване» и означающего «живое и неживое имущество» [2, с.119]. Примерно то же, что и нынешнее русское слово «товар», означавшее в старорусском «имущество» [7, с. 408]. Пословицы из «Дивана» также дают представление и скотоводстве: «Старый бык топора не боится», «Верблюд отряхнется — ослу ноша будет», «Тому, кто не дает воды — дай молока», «Сев на верблюда, не прячься среди овец». «Снега не убудет на гузай (сторона, куда не достает солнце.-Б.Д.), жира не убудет у овцы». [2, с.154, 143, 145, 186, 155]. «Диван» дает представление о видах ремесла у туркмен. Упоминаются кошмоваляние, ткачество, кузнечное ремесло, кожевенное дело, шелководство, производство посуды, маслоделие, деревообработка, производство сырцового кирпича, ювелирное дело [2, с.9, 119, 123, 135]. Также есть слова, означающие профессии в туркменском обществе в XI веке: мельник, пекарь, охотник, рыбак, судья, постельничий (слуга хана), земледелец, пастух, ремесленник, плотник, борец, компаньон и др. В «Диване» отражена материальная культура огузов-туркмен раннего средневековья. Есть слова и словосочетания, относящиеся к жилищу и интерьеру. К примеру, детали юрты — остов, туйнук (отверстие вверху юрты.-Б.Д.), тканый шерстяной пояс, предназначенный для связывания юрты снаружи [2, с.161], жилой дом из обожённого кирпича там [2, с.168] Упоминается секи — специальное глиняное возвышение для отдыха, принятия пищи, сна, которое строилось в жилище у стены или в саду [2, с.142]. О такой же детали комнатного и садового интерьера говорится и в эпосе Гёр-оглы [6, с.]. Из хозяйственных построек, упоминаемых в «Диване», примечателен ледник для хранения продуктов, а также специальный крюк, которым вытягивали для него лед из воды [1, с.157]. Один из таких ледников, в котором даже в зной сохранялись свежими продукты и датируемый средними веками, сохранился в Мерве [8, с.84]. Из одежды огузов в «Диване» упоминаются мужской и женский халат дон, безрукавка, кафтан, простеганная на вате верхняя одежда гупби. Интересно в «Диване» упоминание старинного способа раскроя ткани у туркмен посредством пяди руки- гарышламак [2, с.152]. При этом способе раскроя туникообразной одежды практически не остается отходов ткани, а те немногие, что остаются, бывают обычно четырехугольной формы. Эти кусочки употреблялись для лоскутных одеял, детской одежды и др. Такой способ кроя одежды сохраняется и поныне, его применяют при раскрое платьев для пожилых женщин. У Кашгари есть сведения о тканях, применявшихся для шитья одежды: шелк, шерсть, бязь, ситец, парча [2, с.119, 152]. Упоминаются веретено, иголки, наперсток, пуговицы, мелкий бисер, бусины. Описан железный предмет ütüg, который нагревали и гладили им швы одежды [2, с. 114].

Из пищи упоминаются суп, рисовое кушанье, мед, молоко, хлеб, айран, лапша [1, с. 109, 141, 143], вареное мясо, мука из плодов лоха узколистного талхан, варенье из арбуза тошап, сушеный абрикос, йогурт, жареные зерна пшеницы, кефир, растительное (по-видимому, кунжутное, животное) масло, кисломолочные продукты типа творога чекизе, сузме, жареное мясо шara, испеченный в горячей золе хлеб gömek [2, с. 123, 158, 159]. Такой хлеб и сейчас пекут чаще всего пастухи и называется он gömme - от туркменского слова «зарывать». Примечательно, что из рыбы изготавливался клей [2, с.191]. Духовная культура туркмен XI века представлена в «Диване» множеством пословиц и поговорок, описанием некоторых обрядов, игр, верований, 12-летним календарным циклом. Многие пословицы и по прошествии десяти веков актуальны: «Хорошую одежду носи сам, а вкусное блюдо отдай другому, почитай гостя, чтобы он разнес славу о тебе между людьми», «Прими от меня совет, о сын: стремись к добродетели, чтобы стать большим человеком в народе и распространять в нем мудрость и добродетель», «Если человек жив, здоров, он увидит много чудес», «Если гостю подносят пищу, имевшуюся в наличии, не считается, что угощения нет», «Если получишь подарок, приготовь ему взамен что-нибудь хорошее» и др. [1] Одно из четверостиший посвящено приходу весны и празднованию нового года — Новрузу, который является национальным праздником и широко отмечается у туркмен 21–22 марта. И в старину Новруз отмечался всеми сообща, угощение накрывалось на лугу, на открытой местности, иначе говоря, на природе. Как правило, празднику сопутствуют весенние дожди. В эти мартовские дни начинался новый сельскохозяйственный год и поэтому люди желали побольше дождей, дети пели считалки. Одна из таких поэтических считалок есть в «Диване»: «Облака льют дожди, Раскинулись белые сети (облаков) Пролились они снегом на луг Гремят потоки воды» [2, с.188] Таким образом, «Диван лугат ат-турк» Махмуда Кашгари можно считать первым этнолитературным исследованием о туркменах, а самого автора — первым тюркоязычным этнографом, применившем метод сбора материала непосредственно среди изучаемого народа. Сведения, собранные и систематизированные средневековым ученым, и сегодня являются уникальными по своей этнографической наполненности, исторической реальности. «Диван» открывает многие стороны быта огузов-туркмен XI века и в этом контексте является ценнейшим источником по туркменской этнографии.


Литература:

1. Махмут ал-Кашгари. Диван лугат ат-турк (Свод тюркских слов): в 3 т. / Пер.с араб. А. Р. Рустамова под ред. И. В. Кормушина, прим. И. В. Кормушина, Е. А. Поцелуевского, А. Р. Рустамова.—М.,2010. Т.1.

2. Ахаллы С. Махмуд Кашгарынын созлуги ве туркмен дили.—Ашгабат, 1958.

3. Материалы по истории туркмен и Туркмении.—М., 1939. Т.1.

4. Джикиев А. Очерки происхождения и формирования туркменского народа в эпоху средневековья.—Ашхабад, 1991.

5. Гундогдыев О. Прошлое туркмен.-- М., 1998.

6. Гёр-оглы. Туркменский героический эпос / Пер.Б. А. Каррыева при участии Е. А. Поцелуевского. — М.,1983.

7. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т.IV.-- М.,1980.

8. Атагаррыев Е. Тарыхда галан ызлар.-- Ашгабат, 1989.