ТУРКМЕНЫ И НАРОДЫ СЕВЕРНОЙ АФРИКИ


Глава из книги О.Гундогдыева «Туркмены и народы мира»

Мы знаем, что определенные сходства между культурами разных народов не всегда свидетельствуют об их род­стве, ведь они могут быть вызваны либо близким общественно­-экономическим строем, либо схожими природно-климатическими условиями или же определенными закономерностями человеческо­го мышления.

Однако у нас имеются неоспоримые свидетельства в пользу того, что между Туркменистаном и Северной Африкой, в частности Египтом, с древности существовали этнокультурные связи. Об этом может свидетельствовать сам антропологический облик туркмен, который определяется как средиземноморский долихоцефальный (длинноголовый) тип европеоидной расы закаспийской подрасы. Сам гот факт, что антропологически туркмены схожи с народами Средиземноморья, ставит перед исследователями вопрос, который всё ещё ждёт своего разрешения.

Не случайно в 1926 г. профессор Н.Брюллова-Шаскольская, из­учая культуру приамударьинских туркмен, отметила, что Туркмени­стан «представляет глубокий интерес с общенаучной точки зрения», ибо это территория - один из важнейших узлов культуры, где выяв­ляются истоки древнейших культур Ассирии, Персии, Китая и т.д.

Очень интересна работа «Гурджак ойны-пляска культа пло­дородия» искусствоведа Ч.Эсенова, в которой автор сравнивает культовую пляску «гурджак ойны», бытовавшую у туркмен ещё в недавнем прошлом, с культовыми обрядами древнейших стран Вос­тока. Причем, по словам самого Ч.Эсенова, его полевые материалы, собранные в 1985 г. в Лебапском велаяте, поддаются расшифровке только при сравнении с восточными мифами и ритуальными мисте­риями. Он особо отмечает, что «с древнейших времен существовал интенсивный культурный обмен между Центральной Азией, Кита­ем, Индией на Востоке и Передней Азией и Египтом на Западе, бла­годаря чему отдельные элементы этих культур могли сохраняться в фольклоре среднеазиатских народов».

Говоря о культовом пении, пляске, музыке туркмен, Ч. Эсенов останавливается на туркмено-египетских культурных связях. Ссы­лаясь на одного из лучших знатоков туркменской музыки В. М. Бе­ляева, он пишет, что двухструнные щипковые инструменты типа туркменского дутара, судя по египетским барельефам, были широ­ко распространены у жителей Египта и Туркменистана в III—II тыс. до н.э.
«Обнаруживается определенная общность и в приемах культо­вого пения туркмен и египтян, - пишет Ч. Эсенов, - например, в том, что при пении рука певца приложена к уху, щеке и шее, чтобы легким нажатием её заставить голос вибрировать... В туркменском традиционном творчестве подобный прием, до сих пор наблюдае­мый в женских и девичьих песнях «ляле», определен народным тер­мином «ляле какмак», то есть «бить ляле».

Выявляются и параллели в пластике магических танцев египтян и туркмен. В частности, египетский погребальный танец («чапак»), исполняется только женщинами под удары «бубнов и ритмичные удары в ладони на фоне погребальных песен».

Обратим также внимание на топонимы «Мисриан» (Балканский велаят) и «Мусур» (поселок в Лебапском велаяте), обнаруживающие семантические связи с туркменским названием Египта - Мусур. Да и сам туркменский танец «гурджак ойны» с участием импровизиро­ванного карлика напоминает магический танец египтян. Например, в письме фараона XII-ой династии Сенусерта к царедворцу Синухету говорится: «У двери гробницы твоей будет исполнен танец кар­ликов». В мифологии Египта карлик, называемый условно Бесом, является защитником домашнего очага, женщин и детей. Примечательно , что в 1985 году археолог X.Юсупов на правом берегу Узбоя (Северо-Западный Туркменистан) в одном из скле­пов обнаружил подвеску из египетского фаянса, изображающую бородатое египетское божество Беса (высота 3,5 см). Как отмеча­ет X.Юсупов, «подобные фигурки характерны для всех периодов истории Египта». Интересно, что обнаруженные в других местах египетские божки не имеют хвостов (у одной только фигурки есть небольшой отросток), в то время, как у «узбойской» статуэтки боль­шой и закругленный хвост.

Ювелирное искусство туркмен также обнаруживает образы, сходные с мифологией египтян. Российский зоолог В. С. Залетаев в 1979 г. писал, что некоторые туркменские дагданы (женские на­грудные украшения - обереги) являются точными копиями жуков- скарабеев, встречающихся повсюду в Туркменистане. Но в Египте этот жук был в числе особо почитаемых священных насекомых. Изображения скарабея широко распространились в Египте в III—II тыс. до н.э., и его образ ассоциировался с культом солнца. По мне­нию В.С.Залетаева, «дагданы - скарабеи Туркмении несравненно сложнее и разнообразнее египетских».

Вообще «животные мотивы» туркменских дагданов, а также ковровых орнаментов с изображениями лягушек, ящериц, черепах, жуков находят аналогии с популярными в древнем Египте мифоло­гическими мотивами.
Все это лишний раз говорит в пользу того, что туркменскую культуру нельзя рассматривать изолированно, только в пределах Центральной Азии.

В науке не раз высказывалась мысль, что на протяжении всей древней эпохи происходили массовые переселения этносов из Цент­ральной Азии на Средний и Ближний Восток, и - наоборот. Уже в эпоху античности народы спорили между собой относительно про­исхождения. Римский историк Помпей Трог, рассказывая о скифах - предках туркмен, писал: «Скифское племя всегда считалось самым древним, хотя между скифами и египтянами долго был спор о древности происхождения... скифы одержали верх над египтянами и всегда казались народом более древнего происхождения». Воин­ственные народы Центральной Азии неизменно появлялись в древ­невосточных странах, образовывая там свои царства. Известно, что в глубокой древности этносы, населяющие Туркменистан, уверен­но двигались на запад, доходя до Египта. Именно древние племена Туркменистана познакомили народы Европы и Азии с конем особой породы. Академик В.О.Витт не зря писал, что ахалтекинцы - «это благородная лошадь Средней Азии, увековеченная в изображениях великих мастеров Ассирии, Египта и Эллады».

В Египте фиксируется даже название древнейшего «скифского» этноса - «тахор», имя которого живет ныне в туркменском этно­ниме «тогар» («дукер», «тувер»). В известной надписи Рамсеса III (1200-1168 гг. до н.э.) этноним «тохар» фигурирует в форме «таккери». Именно тохары, по мнению востоковеда Н.Хеннинга, явились в III тыс. до н.э. крушителями древневосточных деспотических ре­жимов.

В середине I тыс. до н.э. источники уже четко фиксируют про­никновение центральноазиатских этносов в Египет. В V в. до н.э. в составе ахеменидского гарнизона, расквартированного на нильском острове Элефантина (Южный Египет), указывается хорезмийский отряд под командованием Даргмана.

Скифо-сакские воины служили в составе корабельных экипа­жей в Египте. Их терракотовые статуэтки встречаются в этой стране и поныне. Известно также, что в IV в. до н.э. парфянин Амминасп являлся правителем Египта.

Парфянские купцы вплоть до первых веков новой эры постав­ляли азиатские товары в Египет, образовывая в «стране фараонов» целые гильдии.

Коренным образом ситуация меняется в средние века. Начи­ная с VII в. тюркские военные командиры из числа огузов-туркмен, кыпчаков, хазар играют ведущую роль в Египте. Все высшие воен­ные и военно-административные посты переходят в их руки.

В 856 г. халиф ал-Муатасим назначил правителем Египта турк­менского военачальника ал-Фатха ибн Хакана, который, однако, вскоре погиб, защищая халифа.

В 866 г. наместником Египта был назначен туркменский воена­чальник Ахмед ибн Тулун, отец которого Тулун поступил на службу к халифу ал-Мамуну, проживавшего несколько лет в Мерве. Ахмед ибн Тулун прибыл в столицу Египта город Фустат 15 сентября 866 г. Новый правитель развернул большую деятельность: было создано профессиональное войско, провел масштабные ирригационные ра­боты. поднял сельское хозяйство, всячески поощрял торговлю, по­строил к северу от Фустата новый город, где расположил гарнизон, соорудил знаменитую кафедральную мечеть, сохранившуюся до сих пор, отстроил великолепные дворцы, затмившие дворцы баг­дадских халифов, снизил государственные налоги. Ахмед ибн Ту­лун стал чеканить собственную монету, где рядом с именем халифа стал ставить и собственное имя. Египетские хронисты время его правления назвали «золотым веком египетской истории».

В 873 г. Ахмед ибн Тулун основал первую большую больницу, в которой находились женская и мужская бани. Больница была пред­назначена исключительно для лечения неимущих слоев населения. Больные сдавали свою одежду и деньги на хранение управителю, а при выписке из госпиталя получали курицу и хлеб. В больнице функционировало особое отделение для умалишенных. На нужды этого медицинского заведения отпускалось 60 тысяч динаров в год. При дворцовой мечети была также учреждена аптека, где врач каж­дую пятницу лечил больных бесплатно.

Ахмед ибн Тулун объединил в своем государстве Египет, Си­рию и Палестину. Находясь на вершине своей славы, в 884 г. он умер, а пост эмира унаследовал его двадцатилетний сын Хумара- вейх (884-896 гг.). Багдадский халиф, воспользовавшись смертью Ахмеда, двинул свои войска на Египет, но был разгромлен, после чего ал-Муваффак официально узаконил власть Тулунидов в Египте и Сирии, а уже следующий халиф женился на дочери Хумаравейха.

Как свидетельствует ал-Макризи, Хумаравейх устраивал грандиозные конные состязания: «Бега считались у народа праздника­ми».15 Он создал роскошный зоологический сад. где у каждой клет­ки с животным был устроен бассейн. А.Мен пишет: «У Тулунида Хумаравейха эта египетская традиция сочеталась с тюркской стра­стью к цветам, что сделало его крупнейшим специалистом по садо­водству среди мусульманских правителей. На учебном плацу своего отца он велел высадить всевозможные сорта цветов и деревьев. Там имелись экземпляры редкой прививки, например, миндаль был при­вит на абрикосовые деревья; различные сорта роз, красный, голу­бой и желтый лотос. Высев цветов производился в виде различных картин и начертаний слов, а садовники обязаны были с ножницами в руках заботиться, чтобы ни один лист не торчал отдельно от дру­гих. Пруды, фонтаны, искусственные родники и - как это уже имело место в античном египетском садовом стиле - павильоны, которые оживляли парк»."

Во время похода в Сирию в 895 г. Хумаравейх был убит. Власть попеременно переходила к его сыновьям Абул-Асакиру Джейшу (895-896 гг.) и Харуну (896-904 гг.). Однако малолетние сыновья великого властителя оказались неспособными к управлению госу­дарством, оба они были убиты в юношеском возрасте. На корот­кое время на престол воссел брат Хумаравейха Шейбан ибн Ахмед (904-905 гг.), но он не смог спасти государство, которое завоевал халиф ал-Муктафи.

В течение тридцати лет Египет и Сирия находились под вла­стью багдадского халифа, который назначал наместников по своему усмотрению, пока к власти в Египте в 935 г. не пришел Мухаммед Ихшид, отец которого Тугдж являлся выходцем из огузов Централь­ной Азии. Ибн Тугдж сумел воссоздать сильную армию и присоединить к своему государству центральную и южную части Сирии. Он под­держивал с аббасидским халифом самые дружественные отноше­ния, являясь серьезным противником для рвущихся к власти Фатимидов. В 936 г. он разбил фатимидское войско, изгнав их в Магриб.

Ихшиды, как и Тулуниды, вели разумную политику, они рефор­мировали административный аппарат, значительно сократив расхо­ды на него, впервые со времени завоевания мусульманами Египта стали регулярно выплачивать жалование гражданским чиновникам, уделяли должное внимание развитию ирригационной системы и осушению болот. После смерти в 946 г. Мухаммеда Ихшида на трон Египта воссели два его малолетних сына, но власть сосредоточи­лась в руках министра-нубийца Кафура, после смерти которого в 966 г. Ихшиды теряют своё могущество.

Вскоре власть в Египте захватили Фатимиды - потомки дочери Пророка, заложив в 969 г. основы города Кахира (Каир).

Вторжение на ближний Восток во второй четверти XI в. туркмено-сельджукских войск значительно изменило этническую карту мусульманского мира. Однако туркмены не стали завоевы­вать Египет. Политические и военные события на востоке Турк­мено-Сельджукского государства надолго отвлекли правителей от завоевания богатых земель Северной Африки. Археологические материалы и данные письменных источников убедительно свиде­тельствуют об оживленной торговле и культурном обмене между Египтом и населением областей сельджукской империи.

В 1171 г. фатимидские халифы в Египте были низложены ди­настией Эйюбидов, которые в начале XIII в. широко использовали в своих войсках мамлюков («одержимых») - пленных огузов, кыпчаков, аланов, печенегов. Считается, что после смерти в Закавказье куняургенчского шаха Джелаледдина в 1231 г., который успешно противостоял монгольским захватчикам, его отважные воины с боя­ми прошли путь от Кавказа до Египта и перешли на службу к Эйюбидам. Именно благодаря им, Мелик Салих Эйюбид в 1244 г. за­хватил Иерусалим, а вскоре присоединил к Египту Сирию. Силами туркменских всадников Эйюбиды возвысили свою мощь. В это вре­мя в исторических анналах Сирии и Египта появляется имя эмира Муизз Иззеддина Айбега ат-Туркмани. Вполне возможно, что Айбег Туркмен прибыл в составе хорезмийского отряда. Впрочем, соглас­но средневековому народному арабскому роману «Жизнеописание султана аз-Захира Бейбарса», Айбег являлся правителем Мосула (в Ираке) и даже совершил военный поход на Египет, но после тяже­лой болезни решил с отрядом перейти на службу к султану Египта. При Мелик Салихе Айбег был одним из самых влиятельных эмиров Египта. Ему разрешалось сидеть в присутствии султана и даже для него отвели отдельный дворец.

Когда в 1248 г. французский король Людовик IX (1226-1270 гг.) вступил вместе с крестоносцами на землю Египта, Айбег принимал самое деятельное участие в разгроме европейских рыцарей. В плен попали не только 12 тысяч крестоносцев, но и сам Людовик, коро­лева Маргарита и брат короля Альфонс.

Весной 1250 г. скончался Мелик Салих, и его жена - туркмен­ка Шаджарат ат-Дурр, не желая отдавать власть многочисленным представителям династии Эйюбидов, при поддержке туркменских и кыпчакских воинов-мамлюков объявила себя правительницей Египта. Так, в «стране фараонов» на многие столетия установилась власть мамлюкских султанов. Атабеком (т.е. главнокомандующим войска) государства был признан эмир Айбег.

Новый атабек прибыл в султанский дворец Кала Джабал и при­ступил к своим обязанностям. Айбег полностью нейтрализовал кре­стоносцев, устранив угрозу вторжения. Большим событием явилось освобождение по приказу Шаджарат ат-Дурр пленных французов. Уплатив выкуп в 40 тысяч золотых динаров, Франция вывезла свое­го короля, его родственников и рыцарей из Египта. Когда послед­ний крестоносец покинул пределы государства, в Египте начались празднества.

Тем временем багдадский халиф настроил мусульманский Вос­ток против султанши, требуя вернуть трон Эйюбидам. Негодуя на то, что мусульманской страной правит женщина, халиф задел са­молюбие египтян тем, что пообещал отправить в Египет мужчину, если у них в стране не нашлось такового.

Однако мамлюки пошли на следующий шаг. Айбег женился на Шаджарат ат-Дурр; 31 июля 1250 г. она сложила с себя обязанности правительницы. Все туркменские военачальники и мамлюки, среди которых находился и будущий великий султан Бейбарс, объявили Айбега султаном Египта. Эмиры и знатные воины выстроились пе­ред Айбегом Туркменом в два ряда и развернули знамена. Его об­лачили в султанские одежды и посадили на коня. Заиграли трубы, ударили барабаны. После того, как Айбег прошел перед своими со­ратниками, каждый эмир присягнул ему на верность. Новый султан взошел на престол в начале августа 1250 г. под именем «Ал-малик ал-муизз Айбег ат-Туркман» («Прославляющий властелин Айбег Туркмен»).

Он оповестил халифа письмом о своем восшествии на престол Египта. Его личные мамлюки, которые стали называться по его име­ни «муиззи», всячески поддерживали своего властелина. Однако население Египта, возбужденное халифом, стало требовать, чтобы на троне сидел законный правитель из династии Эйюбидов. Мамлюкские эмиры пошли на уступки, они посадили на престол 8-летнего принца из Йемена Мелика Ашрафа Музаффареддина Мусу. Турецкий профессор Б.Учок по этому поводу пишет: «В Египте существовала удивительная ситуация: султанский престол занима­ли сразу два человека - эйюбид Мелик Ашраф и мамлюк-туркмен Изз-ад-дин Айбег. С именами этих соправителей чеканились моне­ты, вместе они упоминались и в пятничной хутбе. В этой диархии Мелик Ашраф был только номинальным правителем, все же госу­дарственные дела единолично решал Айбег».

Эйюбиды понимали, что потеряли Египет. Поэтому один из их представителей, желая вернуть страну, заключил союз с француза­ми и призвал всех многочисленных родственников. Огромное вой­ско двинулось на Египет. 19 января 1252 г. под Каиром произошло большое сражение. Сирийские войска потеснили мамлюков и уже почти дошли до городских ворот. Однако благодаря личной отваге султана Айбега и эмира Октая, которые пленили и уничтожили не­сколько крупных военачальников противника, мамлюки воспряли духом. Они пошли в решительное наступление и разбили сирийцев. Айбег Туркмен вошел в Каир с большим триумфом. С этого време­ни во всех указах и на монетах значилось только его имя.

Первый мамлюкский султан назвал свою династию Бахри, так как мамлюкские казармы находились на одном из островов Нила (Бахр - «большая река»).

После смерти Айбега в 1257 г., трон два года занимал его сын Мансур Нуреддин Али, а в 1259 г. на престол взошел Музаффар Сейфеддин Гутуз, который в 1260 г. наголову разбил монгольские войска на подступах к Месопотамии.

В том же году на мамлюкский престол воссел один из самых ярких султанов за всю историю правления в Египте мамлюков, обе­спечивший тюркским народам безраздельное правление почти на 300 лет. На биографии этого выдающегося правителя стоит оста­новиться чуть подробнее. Его полное имя: аз-Захир (ясный), бес­страшный лев, завоеватель мира Рукнеддин Бейбарс ибн Абдулла ал-Бундуктари ас-Салихи ан-Наджми ал-Эйюби ат-Тюрки (1260— 1277 гг. правления)-султан Мисра (Египта), Шама (Сирии) и Хиджаза. У этого султана, настоящее имя которого Бейбарс («глава барсов»), имелись и другие титулы - «управляющий делами двух халифов», «возвратитель блеска Аббасидского халифата», «сона­следник эмира всех мусульман» и т.д.
Султан Бейбарс - один из тех многочисленных туркменских воинов, которые в XIII в. в юном возрасте были захвачены в евра­зийских степях монголами и проданы в рабство. Арабский историк ал-Айни отмечал, что захваченные в плен огузы и кыпчаки «были отвезены в земли сирийские и египетские».

На рынке Дамаска и выкупил 14-летнего Бейбарса (род. в 1225 г.) туркменский эмир Айтегин ал-Бундуктар (почему Бейбарс и про­зывался ал-Бундуктари), который включил подростка в отряд мам­люков. Прошедший специальную военную подготовку, благодаря личному таланту Бейбарс быстро выдвинулся и показывал на поле брани чудеса храбрости. В битве с крестоносцами при Мансуре 25-летний Бейбарс уже проявил себя как талантливый командир, пленив короля Франции.

Бейбарс происходил из старинного и когда-то главенствующего в прикаспийских степях огузского рода бурджоглы. Русские летопи­си называют этот род Бурчевичами. Это название выводится тюрко­логами от тюркского «бёри» (волк), который являлся тотемом рода. Относительно Бурчевичей исследователь огузских и кыпчакских древностей С.А.Плетнева специально оговаривает, что они не были кыпчаками. Наряду с племенами кайы, тарыг, докузоба, бурджоглы входили в состав большого огузо-туркменского объединения. В кон­це XI в., когда на земли огузов в евразийские степи хлынули кыпча­ки, огузские племена на правах союзников соединились с пришель­цами, составив левое (западное) крыло нового кыпчакского союза племен. Происхождение Бейбарса из рода бурджоглы достаточно точно фиксируется современниками султана и последующими еги­петскими историками. Истории мамлюков и конкретно правлению султана Бейбарса посвятили свои труды Ибн Уасил (1207-1297), Ибн Шаддад (1217-1285), Ибн Абдузахир (1223-1292), Бейбарс ад-Даудар (ум. в 1325 г.), ан-Нуайри (ум. в 1331 г.), Ибн Айбег ад- Даудари (перв. пол. XIV в.), Ибн Тангрыберды (род. в 1311 г.), ал- Макризи (1356-1441), ал-Юнини (XIV в.), ал-Айни (1361-1451), Ибн Ийас (1448-1524) и др. Некоторые из авторов были по проис­хождению туркменами. Мы не отрицаем, что в составе мамлюкских отрядов в большом количестве находились родственные туркменам кыпчакские и аланские воины, но основное ядро мамлюков состав­ляли все же огузы-туркмены, из которых происходили все первые мамлюкские султаны.

Когда в 1260 г. султан Бейбарс взял бразды правления в государ­стве, к нему в Каир прибыли посланники от Хулагу хана с требова­нием о том, чтобы султан признал власть монгольских ильханов. Аз-Захир Бейбарс во главе мамлюкской армии выступил в поход и наголову разбил монголов, во главе которых стоял Кетбуга нойон. Такого сокрушительного поражения монголы ещё не знали. Покрыв свое имя славой, Бейбарс повел победоносное войско против кре­стоносцев и остановил их натиск. Арабоязычные и персоязычные авторы с восхищением писали о великом «Даулат ат-тюрк», т.е. го­сударстве тюрков. По данным ан-Нуайри, «то самое даулат ат-тюрк первоначально возникло на земле Египта, а затем распростёрлось па области Шам, Алеппо и до реки Евфрат. Подчинив средиземно- морские крепости и укрепления исмаилитов, оно вышло к границам Рума. В него вошли Йемен и Хиджаз».

Бейбарс успел увезти в Каир одного из членов аббасидской ди­настии багдадских халифов (почти вся семья была казнена ильхана- ми) и провозгласил его новым халифом под именем ал-Мусгансира. В свою очередь, Бейбарс официально получил от новою «повели­теля правоверных» звание султана и право на «владение странами ислама и теми землями, которые он завоюет».

Из захваченных монголами земель отовсюду стекались в Еги­пет огузские и кыпчакские воины, становясь под знамя великого исламского государства.

Султан лично занялся торговыми соглашениями с купцами Италии и Испании, которые после завоевания Багдада монголами искали новые безопасные пути. При Бейбарсе основной торговый путь из Индии, Дальнего Востока и Африки в Европу стал проле­гать через Египет. В Каире основывались гильдии купцов со всего мира. Султанат контролировал всю торговлю, получая баснослов­ные прибыли от посредничества и таможенных пошлин.

Основываясь на всех этих фактах, исследователь И.М.Филынтинский пишет: «Бейбарс был, несомненно, талантливым государ­ственным деятелем и храбрым военачальником. При нем, хотя бы на короткий срок после столетий смут и междоусобиц, в Египте и Сирии водворился порядок. Своими заботами о земледелии и тор­говле он сумел поднять благосостояние страны... обеспечить жи­телям сносное существование. Велики были его военные победы он сумел остановить крестоносцев, нанеся им страшное пораже­ние, предотвратить вторжение в Египет монголов, которое, судя по тому, что произошло в Багдаде, несомненно, было бы пагубным для страны».

Нужно отметить, что государственным языком страны стал туркменский язык, хотя султан знал и арабский язык. Ибн Уасил в своём труде «Мафрадж ал-куруб фи ахбар бени аюб» писал: «Во время приёма Бейбарсом сановитого «шейха шейхов» Шарфеддина, по­сла Мансура, при султане находился эмир Фариседдин Актай, осу­ществлявший устный перевод. По окончании аудиенции Бейбарс разъяснил шейху: Надеюсь. Вас не оскорбило, что я разговаривал через переводчика. Я просто хотел, чтобы присутствующие здесь уважаемые эмиры [не знающие арабского языка] сходу вникали в суть дела».

Султан проводил активную внешнюю политику. В частности, когда он узнал, что хан Золотой Орды Берке сын Батыя принял ис­лам, он тут же написал ему приветственное письмо, ведь Бейбарс являлся султаном исламских стран. В 1262 г. аз-Захир Бейбарс при­нял послов Золотой Орды, обласкал их и отправил обратно с бо­гатыми дарами. По словам египетского хроникера XIV в., султан «изготовил для Берке в подарок всяческие прекрасные вещи, как то: писание священное, писанное, как говорят, [халифом] Османом, сыном Аффана, разноцветные подушки и ковры для [совершения] молитвы; венецианские материи и левантские платья; ковры из кож с навесами из шкур; мечи каладжурские с насечками; позолоченные булавы; франкские шлемы и позолоченные латы; крытые фонари; шандалы; механизмы [органы] с футлярами, светильники двойные с плакированными подставками; седла хорезмские; коврики для совершения намаза; уздечки - всё это с инкрустацией из золота и серебра; луки с кольцами, луки для метания ядер и луки для мета­ния нефти; копья камышовые и дротики; стрелы в ящиках; котлы из змеевика; позолоченные лампады на серебряных позолоченных цепочках; черных служителей и прислужниц - поварих; быстроно­гих арабских коней и нубийских верблюдов; ходких вьючных жи­вотных; обезьян, попугаев и разные другие предметы». Арабский историк ал-Муфаддал добавляет, что среди даров были жираф, ослы египетские, китайская посуда, александрийские одежды, ши­тая золотом одежда и т.д. Все это произвело на Берке сильнейшее впечатление.

В 1246 г. Бейбарс выступил посредником между туркмено- сельджукским султаном Рукнеддином и Берке, с тем. чтобы послед­ний послал войско на Византийскую империю, где томился в плену обманом захваченный сельджукид Изеддин Кейхосров.

Султан Бейбарс оставил о себе добрую память не только среди туркмен, но и среди народов Египта и Сирии. Вот что писали о нем современники и более поздние мусульманские авторы, оставившие портретные описания и зафиксировавшие черты характера этого выдающегося правителя.

Ибн Абдузахир: «Султан вошел в очередной шатер, оттуда вы­шел переодевшись. Появился, сверкая, подобно месяцу в черной ночи. На голове расшитая золотом черная чалма. Тело - в чернильно­синих латах с золотым воротом. Один меч у него на поясе, другие позади него несут оруженосцы. Среди них два больших знамени (штандарта), два больших лука, щит и другие регалии. Султану под­вели серого коня в черной сбруе и под черной попоной».

Ибн Ийас: «Победоносный малик Бейбарс был отважен и мо­гуч, пользовался заслуженной и непревзойденной славой, сполна соответствовал званию султана, был гениально разумен и сведущ в государственных делах и проблемах. Это был великий царь, перед которым преклоняли колени восточные и христианские малики. Он не любил сидеть в одном месте и были у него маршруты и резиден­ции в Шаме-Димашкс и Халабе. Он часто выступал в походы, свое имя снискал он геройством, и на поле брани бывал он беспример­ным храбрецом. Что зима, что лето - не сходил он с коня. В знак его бесстрашия и подвигов на тамге (гербе) его присутствовало изо­бражение льва... Бейбарс был статен, высокого роста, светлолиц, носил округлую бороду. В бороде не разглядеть ни одного седого волоска. Во время его маршей народ непременно выказывал ему свою горячую любовь и поддержку. Булатный меч шариата. Бейбарс глубоко почитал ученых и богословов и любил оказывать людям милосердие и благотворное вспомоществование».

Ибн Айбег ад-Даудари: «Достославный государь Бейбарс обла­дал храбрым сердцем, нагонявшим страх на врагов. Смерти он не боялся. Стратегия и тактика его были богаты многообразием, поли­тика – всеприемлема, поступки - элегантны, а в бою он находился впереди войска и никогда не прятался».

Ал-Ани: «Царь-завоеватель ликом суров. Голос его был подо­бен грому. Было в его облике нечто, придающее ему величие и вы­зывавшее к нему невольное уважение. Рост его был скорее выше среднего. Жесткий, отважный, осторожный, энергичный, скрыт­ный, напористый, лишенный чувства страха, - вот каким был этот человек, много внимания уделявший султанатским делам, победам ислама и правоверных и неукоснительному отправлению государ­ственного протокола».

В начале XVI в. возникли уже арабские эпические сказания о Бейбарсе, в которых вымысел переплетается с реальными события­ми. Этот народный роман о нем был так популярен, что даже в кон­це XIX в. египетские крестьяне буквально ежедневно читали или слушали рассказы о приключениях Бейбарса.

В соответствии с эпическими традициями, султан наделяется какими-то особыми приметами. В самом начале народного романа эйюбидский султан поручает визирю купить мамлюков, но чтобы один из них обязательно был «...сильным и умным, знал наизусть Коран и имел приятное лицо с оспинами и складкой между бровей, как у льва. А зваться он должен Махмудом». Народ приписывает ему и царское происхождение - Бейбарс, якобы, был не просто мамлю­ком, а сыном «...шаха Джамака, - правителя Хорезма и Дербента».

В романе Бейбарс выступает как ревнитель мусульманских до­бродетелей. Он осуждает воровство и пьянство, заботится об отце и матери, выступает против врагов мусульман - монголов и кресто­носцев, защищает крестьян от бесчинств чиновников. Народ вос­хищается его воинскими доблестями и справедливым управлением государства. Например, в романе султан дает наказ правителю Ла- такии: «Не притеснять купцов, из каких бы земель они ни прибыли, а напротив - радеть о торговле. Управлять городом справедливо и разумно и охранять морские пути от пиратов и разбойников».

Султан Бейбарс остался в сердцах арабов и всех тюрков как один из справедливейших мусульманских правителей средневеко­вья. И сегодня в Каире существует квартал, называемый «аз-Захир», получивший свое имя от одноименной мечети, построенной султа­ном Бейбарсом...

Могущество мамлюков подорвал туркмено-османский султан Селим I (1512-1520 гг.), который, однако, не уничтожил основы устройства государства, а навязал им в 1517 г. лишь вассалитет.

Османские султаны присоединили к своей необъятной империи многие страны Северной Африки, среди которых оказались Ливия, Тунис и Алжир. В 1798 г. в Северную Африку вторгся Наполеон Бонапарт, где после ожесточенных боев с мамлюкскими воинами ему удалось войти в Каир. В 1801 г. объединенная англо-турецкая военная экспедиция высадилась в Египте и заставила французские войска капитулировать. Согласно подписанному в 1802 г. Амьен­скому договору между Англией. Францией и Турцией суверенитет османского султана над Египтом был признан официально, правле­ние мамлюков было заменено правлением пашей, назначаемых из Стамбула.

Вплоть до начала XIX в. Египет и некоторые другие террито­рии Северной Африки оставались в составе Туркмено-Османского государства. Известно, что и позже, когда Египет попал под протек­торат Англии, премьером правительства в 1882 г. являлся Махмуд ал-Баруди (1868-1932 гг.) - представитель тюркских народов.


Мы можем с полным основанием говорить о том, что между Туркменистаном и Северной Африкой, где особую роль играет Еги­пет, существовали контакты этнического и культурного характера (как в древности, так и в средние века). 

О ДРЕВНИХ ТУРКМЕНО-ИНДИЙСКИХ ИСТОРИЧЕСКИХ СВЯЗЯХ

(ИНДОСТАНСКИЙ СУБКОНТИНЕНТ)

Глава из книги О.Гундогдыева «Туркмены и народы мира»

Территория современного Туркменистана входила в тот аре­ал, где происходил распад древней ностратической этно­языковой общности. Еще в 1948 г. археолог и этнограф С.П.Толстов предположил, что в IV—III тыс. до н.э. Центральная Азия представ­ляла собой пеструю лингвистическую картину, и на ее территории сталкивались этнические элементы, которые впоследствии на севе­ре стали носителями угорских, на юге - дравидийских, а в самой Центральной Азии (в результате скрещений) - восточной группы индоевропейских языков.
Он вполне обоснованно считал, что сложившаяся в восточной части верхней дельты Амударьи кельтеминарская культура очень тесно связана с культурным миром Приаралья, а через него - с бо­лее поздней культурой Приуралья и далее - Южной Сибирью и, даже, северо-востоком Европы. Вместе с тем хорезмийская культу­ра IV—III тыс. до н.э. имеет, хотя и менее выраженную, линию свя­зей, которая ведет в Южный Иран и Индию.
Примечательна антропологическая картина Туркменистана это­го периода, которая предстает во всем своем разнообразии. Только на одном поселении Монджуклы-депе (берег р.Теджен), датируе­мом V тыс. до н.э. и соответствующем культуре Анау I А, извлечены черепа протоевропейской (восточно-средиземноморской) и эквато­риальной (австралоидной) рас.
Пестрая этническая обстановка на всей территории Туркмени­стана позволяет предполагать и соответствующую пестроту языков. Последние достижения филологии позволяют говорить о тесных связях угрофиннов с дравидийцами, которые имели место именно на территории юга Центральной Азии и свидетельствуют, между прочим, о том, что носители дравидийских языков двинулись имен­но оттуда в направлении Индостана.
Языковеды давно обратили внимание на дравидийско-санскритско-тюркские лексические параллели, которые уводят нас в глубочайшую древность. Эти связи возникли, по крайней мере, в VI тыс. до н.э., когда дравидийцы проживали рядом с представите­лями алтайских языков на территории Центральной Азии. Дравидолог М.Андронов подчеркивает: «Наибольшего внимания заслужи­вает основанная на большом языковом материале теория о каких-то связях или даже об отдаленном родстве между дравидийскими язы­ками, с одной стороны, и угро-финскими (или урало-алтайскими) с другой». Тюрколог К.Мусаев добавляет: «Думается, что если финно-угорские языки имели какие-то связи с дравидийскими, то в первую очередь через посредство тюркских (алтайских) языков, учитывая территориальное положение этих языков с древнейших времен и до наших дней».
Если раньше считалось, что дравидоидный тип и дравидийские языки - одно и то же, то, в соответствии с новыми данными, нужно уяснить: для эпохи неолита эти понятия являются омонимами. На­личие австралоидного населения на территории Туркменистана мо­жет свидетельствовать в пользу того, что здесь звучали в глубокой древности языки индотихоокеанской макросемьи.
Прибытие и распад на территории Центральной Азии ностратической этноязыковой общности и начавшееся, вслед за этим, рас­слоение алтайской, уральской, дравидийской и индоевропейской семей, разорвало европеоидное сообщество и положило начало языковым и этническим ассимиляциям в данном регионе. Ко II тыс. до н.э. европеоиды бывшего ностратического сообщества еще не вытеснили полностью австралоидов с территории Туркменистана.
Но, вероятно, в языковом отношении от территории Централь­ной Азии до районов Южной Индии австралоиды подверглись уже дравидизации. Спустя некоторое время часть австралоидов, сменив свои языки на языки дравидийской группы, подверглась на тер­ритории Индии «атаке» индоевропейских языков, которые принес­ли туда индоарии. Так, арийцы Индии в значительной мере стали австролоидами по антропологическому типу, разговаривая, в то же время, на индоевропейских языках.
На тесную взаимосвязь населения Туркменистана и Индийско­го субконтинента эпох неолита, энеолита и бронзы указывают не только антропологические и языковые данные, но и археологиче­ские комплексы. Например, типологическую близость к поселени­ям джейтунской культуры (сырцовая архитектура, каменная инду­стрия, керамика) на юге Туркменистана обнаруживает мегарская культура (VI тыс. до н.э.), открытая в Северо-Западном Пакистане (Булуджистан).
«Весь объем материалов по истории каменного века — от па­леолита и до неолита - показывает, что исторические процессы на территории Туркменистана и Индии были довольно близки между собой. Больше того, выявляется, что они протекали в постоянном взаимодействии как в плане культурных, так и этнических контак­тов».
В руках исследователей имеется большой фактологический материал, свидетельствующий о близких контактах между обита­телями южных районов Центральной Азии и Южной Азии в эпоху бронзы. Это связано с одновременным возникновением уникаль­ных культур в этих регионах. В Индостане эта культура известна под названием «хараппской цивилизации», которая была распро­странена на огромной территории - в долинах Инда и его притоков, в верховьях Ганга, вблизи Лотхала и в современном штате Гуджа­рат. Центрами этой цивилизации являлись города Хараппа (по со­временному названию селения на левом берегу р.Рави в Пенджабе) и Мохенджодаро (на правом берегу Инда). Хараппская цивилиза­ция просуществовала около тысячи лет, и причину ее упадка видят во вторжении в середине II тыс. до н.э. с территории Центральной Азии в Индию арийских племен.
На городище Алтын-депе (Каахкинский этрап Ахалского велаята) обнаружены бусины из слоновой кости в слоях конца III тыс. до н.э., а в богатом погребении начала II тыс. до н.э. - палочки из слоновой кости. Эти предметы индийского экспорта, а также неко­торые знаки на алтынских статуэтках, сопоставляемые со знаками хараппской письменности, свидетельствуют о торговых отношени­ях между отдаленными регионами."
Еще Э.Маккей и С.Пиггот подчеркивали возможность контак­тов носителей хараппской культуры с насельниками прикопетдагских областей, что потом было подтверждено археологическими материалом. Значительные аналогии находят керамические ком­плексы Южного Туркменистана эпохи бронзы с хараппской кера­микой, особенно с керамикой из могильника R-37 в Хараппе.
Еще один центр древней цивилизации на территории Туркмени­стана находился в древней дельте реки Мургаб (Марыйский велаят),
-      так называемая «страна Маргуш». Здесь также обнаружены пред­меты, близкие к изделиям древнеиндийской городской культуры. Из городищ Тоголок-21, Гонур, Келлели и др. происходят раковины- каури (водятся только в акватории Индийского океана), каменные печати из алебастра со свастикой, с сюжетами дерева, птиц, с изо­бражением борьбы быка с драконом, костяные биконические бусы с кружевным орнаментом, «гадальные палочки» из слоновой кости и т.д.
Все эти предметы находят аналогии не только в комплексах ха­раппской культуры, но и в памятниках постхараппского времени, особенно с образцами из Чанхударо (например, П-ой слой культуры Джухкар), комплексы которого относят к западно-индийским куль­турам.
Наличие в южнотуркменистанских археологических комплек­сах изделий явно древнеиндийского происхождения вовсе не пред­полагает односторонней связи. Напротив, лишь при активных кон­тактах между народами этих регионов проходило их экономическое, общественное и культурное развитие.
Например, большую ценность представляет серебряная печать - трикефал в виде трехголового существа из Алтын-депе. Подобная печать из стеатита с изображением трикефала обнаружена в хараппских слоях Амри, где на обратной стороне ее выступает петля для подвешивания. Но печати с петлей совершенно нехарактерны для культур долины Инда. Однако они имеют конкретную южно-туркменистанскую «прописку». В индийских материалах выявлены также бусы и вставки для инкрустации в виде многоступенчатой пира­миды - мотив, весьма излюбленный у жителей подгорной полосы Копетдага. В Хараппе найдено и блюдо на гофрированной ножке - предмет экспорта из Южного Туркменистана времени Намазга V.
Как отмечает Г.Л.Поссел, артефакты III - начала II тыс. до н.э., происходящие из Бактрийско-маргианского археологического ком­плекса (БМАК), повсюду встречаются в долине Инда, Белуджиста­не и Раджастане.
Археолог В.И.Сарианиди также обращает особое внимание на статуэтки с изображением коленопреклоненных людей, обнаружен­ные при раскопках древних городов в долине Инда. Подобные мо­тивы были распространены довольно широко в Маргуше и Бактрии. Ссылаясь на исследования Г.Л.Поссела и А.Арделеану-Янсена, он указывает на присутствие жителей Маргуша в поселениях харапп- ской цивилизации, около 2000 гг. до н.э. «С другой стороны, - пишет В.И.Сарианиди, - найденные среди погребальных приношений в аристократических гробницах Северного Гонура гребни для волос, другие разнообразные аксессуары из слоновой кости, но изготов­ленные в Бактрии и Маргиане, подтверждают вполне определенные связи, существовавшие на рубеже III-II тыс. до н.э. между этими двумя странами. Показательно также, что все находки маргианских предметов, сделанные на Индийском субконтиненте, происходят из поздних слоев Хараппской цивилизации, а в Маргиане эти же пред­меты найдены в самых ранних слоях. В таком случае нельзя исклю­чать, что не все племена... остались на берегах этой реки (Мургаба - О.Г.). Часть их стала просачиваться далее на Восток, вплоть до до­лины реки Инд. Эти новейшие археологические данные заставляют еще раз пересмотреть проблему «арийского завоевания Индии».
В середине II тыс. до н.э. из южных областей Центральной Азии в Индию проникают первые волны арийских племен, которые к концу II тыс. до н.э. совершенно изменили этническую карту это­го субконтинента.
В эпоху античности Туркменистан и Индию прочно связал Ве­ликий Шелковый путь. Это было время расцвета великой Парфян­ской империи, ядром которого стал Южный Туркменистан. Занимая промежуточное положение между Римом, Индией и Китаем, Парфия в течение долгого времени господствовала над узлом междуна­родного пути, по которому шли товары из Индии в Переднюю Азию и Европу.
К I в. н.э. экспансия парфян достигла земель Северо-Западной Индии, где образовалось независимое Индо-Парфянское царство, включившее древнейшую область Гандхару. Большое число пар­фянских жилых домов вскрыто в Сиркане, где в юго-восточном от­секе открыт и дворец правителя Таксилы. Сооружения датируют­ся I в. до н.э. - I в. н.э. Дворец отличается от жилых домов лишь большими размерами и огромным числом помещений. Оформление было скромным, что вполне согласуется с данными из жизнеопи­сания Апполония Тианского, где отмечена нарочитая скромность дворца индо-парфянского царя Гандофара в отличие от великолеп­ных месопотамских дворцов парфянских царей.
Интересный документ представляет известный гандхарский рельеф «Войско Мары» (Лахорский музей), где изображен парфян­ский воин в чешуйчатом панцире, плаще, невысоком шлеме с ши­рокими полями, в сапогах с треугольными отворотами, с коротким мечом и высоким копьем.22
Экспансия районов Индии племенами Туркменистана шла не только с юга страны, но из северных и восточных областей. На при­сутствие жителей из страны Кангюй (Хорезма) в индийских владе­ниях указывает название индийской реки Ганг. В Туркменистане и сейчас известны гидронимы - колодец Ганглы-гуйы (в Тарим-гая), дамба Ганглы-Гачи, Гангыдарья (высохшее русло Амударьи).
В конце I в. н.э. Индо-Парфянское государство пало под удара­ми набирающего силы государства Великих Кушан. Считается, что правителем автономного Мерва стал Санабар - последний из представителей индийской ветви Арсакидов. Монеты индо-парфянских царей имели традиционные сюжеты, но на обороте помещались индийские надписи. Несмотря на то, что монеты Санабара содер­жат на аверсе надпись: «царь царей, великий Санабар», а на реверсе присутствует буква «А» (Антиохия Маргианская), большинство ис­следователей считают его именно последним парфянским правите­лем Северо-Западной Индии. На это указывает и единичная находка монеты Санабара, чеканенная по индо-парфянскому образцу.
Может быть, к роду Санабара принадлежит буддийский про­поведник Ань-ши-гао, который, отказавшись от престола в Мерве, стал самой главной фигурой и одним из утвердителей буддизма в Китае?
Вполне возможно, что с представителями именно этой дина­стии связано возникновение буддийской общины в Мерве.
Известно, что буддизм - это синтез многих религиозных ве­рований Индии и Центральной Азии. Как считает Е.Турсунов, «...отшельник из племени кочевников саков Сакья Муни, полу­чивший имя Будда, стал основателем одной из крупнейших миро­вых религий, получивших широчайшее распространение в оседло­-земледельческих странах».
Можно спорить о том, представителем какого народа был Буд­да, однако сама религия стала проникать в районы Центральной Азии из Индии. И, особенно, в кушанскую эпоху. Целые колонии буддистов устремляются к берегам Амударьи, увеличивая число по­борников своей религии. Оттуда буддизм проникает в Восточный Туркестан и Китай.
В I—II вв. н.э. в областях Кушанской империи прочно закрепил­ся буддизм, свидетельством чего являются не только находки статуй Будды и бодисатв, но и самих буддийских храмов (ступ), наземных и пещерных монастырей.
Как отмечает археолог В.Н.Пилипко, в тех районах Туркмени­стана, которые входили в состав Кушанской империи, т.е. Карабе- каульский и Чарджоуский оазисы, таких храмов не обнаружено, но следы буддизма имеются. На поселении Ак-гала (Карабекаульский оазис) найдена статуэтка сидящего бодисатвы, оттиснутая с помо­щью матрицы. Грубо обработанная оборотная сторона фигурки ука­зывает на то, что такой бракованный образец не мог быть привоз­ным, а свидетельствует в пользу местного изготовления.
Китайские источники говорят о том, что и в коренных областях парфянской империи распространился буддизм. Однако некоторые исследователи, ссылаясь на отсутствие археологических данных, считали эти свидетельства вымыслом. Долгое время в руках уче­ных имелась только обнаруженная в Старой Нисе глиняная статуя, выполненная в духе кушано-буддийского искусства.
Имелся и еще один письменный источник. Это - надпись вер­ховного зороастрийского жреца Картира (III в.), которая гласит: «.. .И иудеи, и буддисты, и брахманы, и арамеи-христиане, и говоря­щие по-гречески, и манихеи подверглись гонениям». Если учесть, что Южный Туркменистан с III по VII вв. входил в состав государ­ства Сасанидов, то их главный жрец прямо свидетельствует о суще­ствовании там последователей Будды.
В 1960-1962 гг. в юго-восточном углу Гяур-калы (Мерв) у ворот Санджан был раскопан буддийский храм (ступа). На руинах антич­ной застройки (I—II вв. н.э.) сложился целый комплекс, в который входили ступа и сангарама. Ступа представляет собой купольное сооружение (а затем - цилиндрическую башню) на прямоугольной платформе. Рядом, с северной стороны здания, обнаружены остатки сангарамы - буддийского общежития. Комплекс этих построек дати­руется II—V вв. н. э.31 Археологи извлекли из толщи земли прекрас­ную расписную вазу и глиняную голову гигантской статуи Будды. Рядом с вазой обнаружены глиняные таблетки (13,2 х 12,6 см), на которых единой матрицей оттиснуты изображения сидящего Будды, по одну сторону от него - стоящая женщина, по другую - ступа, а во­круг, по краю, индийские тексты. Ценнейшей находкой стала стопка рукописей из бересты, находившаяся внутри вазы, четыре мелкие каменные статуэтки, фигурки из слоновой кости, несколько монет времен сасанидского царя Хосрова I Ануширвана (531-579 гг.). Археолог А.Ф.Ганялин передал рукописи санкт-петербургским спе­циалистам, которые определили, что они написаны почерком брах- ми на санскрите. Пачка из 150 листов (размером 23,5 х 8,0 см каж­дый) представляет листы бересты, на которой черной тушью с двух сторон (по 4-5 строк) нанесены тексты, представляющие собой конспекты различных буддийских сочинений - сюжеты притч (джатак и авадом), рассказы из «Винаи» (фотокопия рукописи хранится в Национальном институте рукописи Туркменистана). «Мервская» находка не только самая большая по объему, но и одна из самых древних коллекций буддийских текстов в Центральной Азии.
В июле 1965 г. в 600 км к востоку от крепостной стены Гяур-калы был открыт еще один буддийский комплекс, датируемый VI-VII вв.
Таким образом, на территории Мерва существовали, как мини­мум, два буддийских храма. Как считает археолог А.Губаев, жители Мерва исповедовали буддизм, связанный с представлениями и об­рядами Махаяны - северной школы буддизма (область Гандхары).
Что касается гигантской головы Будды, то высота ее равнялась 75 см, а вся глиняная фигура достигала 5 м по высоте и переда­вала традиционную фигуру шествующего Будды-проповедника. Иконография Будды из Мерва соответствует образцам матхурского ваяния II—IV вв. и позднегандхарской школы. Гандхарская школа связана только с буддизмом. Это - синтез искусства Индии, Цент­ральной Азии и античного мира. Матхурская школа скульптуры сильнее ощущала на себе влияние идеологии и искусства Централь­ной Азии: там создавались не только буддийские скульптуры, но и связанные с джайнизмом и другими древними культурами.
Глиняная статуя из Мерва три раза перекрашивалась. Попере­менно - в розовый, желтый и красный цвета. Красный цвет кано­низирован в буддизме в 300 г. н. э., а раз в этот цвет статуя была окрашена в последний раз, то следует отнести создание скульптуры к более раннему времени, чем III в. Скорее всего, это - II в. Именно в этом веке в Центральной Азии появляются колоссальные статуи Будды. Например, в Бамианском ущелье располагались две статуи из камня, размер которых равнялся (просто, трудно представить) 52 и 37 м! Мервская статуя, конечно, не столь внушительна, но ведь она изготовлена из простой глины.
Интерес представляют и другие фигуры Будды и бодисатв из Мерва, выточенные из камня, которые были невелики по размерам (от нескольких сантиметров до 20 см). Наибольший интерес пред­ставляет сидящий в «позе размышления» Будда (с отбитой головой) с четырьмя поклоняющимися, целая фигурка Будды и статуэтка ар­фистки.
Итак, в Мерве во второй половине I в. существовала буддийская община, в составе которой находились и представители местного населения. Где-то во II - начале III вв. буддисты уже возводят ступу с памятной колонной (стамб). Сам храм из сырцового кирпича пред­ставлял монолит квадратной платформы (сторона квадрата 13 м, высота - 4 м), на котором возвышался цилиндр диаметром в 9 м, увенчанный куполом. У северной стороны храма и располагалась на постаменте 5-ти метровая статуя Будды. С южной стороны ступы было построено общежитие (сангарама), где жили монахи.36
В середине III в. буддисты и христиане, обосновавшиеся при парфянских царях, подверглись гонениям распоряжениями сасанидских государей. Очевидно, они представляли такую силу, что жрецы официальной церкви усмотрели в этом угрозу для своей ре­лигии. Верховный жрец Картир добился разрешения царя для орга­низации погромов буддийских кварталов.37
Несмотря на репрессии, буддийская община Мерва выстояла и успешно противостояла последующим гонениям вплоть до V в., когда под давлением зороастрийской администрации буддисты вы­нуждены были искать место за чертой города. Комплекс был раз­рушен, статуя скинута с постамента, а добро - расхищено. Однако, как пишет археолог Э.В.Ртвеладзе, окончательное изгнание буддий­ской общины было «.. .невозможным и невыгодным делом и для нее отводится специальный участок земли за городской стеной в рабате (пригороде - О.Г.), где, может быть, размещались не только ступа, но и монастырское хозяйство».
Часть религиозных атрибутов, видимо, была перенесена из го­родской ступы в новый храм, который просуществовал до первой половины VII в.
По невыясненным причинам, буддисты незадолго до появления арабов забросили храм, предварительно замуровав в тайнике свои реликвии, которые и дошли до наших дней.
Видимо, в народе еще долго сохранялась память о великолеп­ном и необычном сооружении буддийского храма. И, по мнению Г.А.Пугаченковой, именно о нем говорит средневековый арабский географ Ибн ал-Факир, который пишет: «Был в Мерве большой ста­ринный дом, который называли Кей-Марзубан. Дойдя от земли до высоты роста человека, он поднимался к крыше на четырех изобра­жениях по его сторонам - двух мужчин и двух женщин; и в нем было удивительное изображение - неизвестно, что такое (может быть, ста­туя Будды. - О.Г.), и пришли некие люди, заявили, что оно принад­лежит им и что их предки построили его, разрушили его и выбрали дерево, которое было в нем, и золото, которое было в изображениях, а он был домом удивительно сделанным. В годы, когда он был раз­рушен, Мерв и его селения постигли великие бедствия, и люди Мерва утверждали, что он был талисманом для процветания и что город и его жителей никогда ранее не постигло то, что постигло их».
Следы буддизма прослеживаются в Мерве в монгольское вре­мя. В 1243 г. великий каган Угэдэй (сын Чингиз хана) сменяет на­местника Хорасана монгола Бенсил-нойона и назначает на это место туркменского вождя Аргуна. По приказу Аргуна-хана в 1251 г. в Мерве была возведена буддийская кумирня.
Буддизм не прижился в Туркменистане. И, несмотря на это, мервские раннесредневековые храмы Будды относятся к разряду наиболее крупных в Центральной Азии, а обнаруженные при них буддийские святыни по своей значимости являются уникальными памятниками буддийского искусства и открывают новые страницы в истории мировой культуры. Чего только стоит уникальная распис­ная ваза из буддийской святыни! Ее изображение стало эмблемой Всемирной выставки античного искусства, проходившей в конце 80-х гг. XX в. в Осаке (Япония).
Изображение Будды каким-то образом сохранилось на турк­менских женских украшениях - серьгах (гулакхалка). Кроме того, по словам этнографа А.Джикиева, туркмены до сих пор всех немусульман называют «будпараз» (т.е., люди, верующими в Будду), а их святилища (даже, христианские храмы) - «будхана» (т.е., дом буддистов).
Если говорить об этническом и культурном влиянии Кушанской империи на области Северной Индии, надо особо отметить нали­чие там тюркского элемента. Оно сказывается, например, в том, что пять князей Великих Кушан носили тюркский титул «ябгу».
В IV в. н.э. на смену империи Великих Кушан пришло госу­дарство эфталитов (туркмен-абдалов). Они разгромили войско Буд- дхагупту (467-500 гг.) - представителя индийской династии Гуптов и образовали независимое государство, о чем свидетельствуют их монеты с индийскими надписями. Во главе абдалов стоял Торамана (Торемен), которого индийские документы называют «знамени­тый Тарамана, безмерно прославленный правитель земли». Его сын Михракула правил почти всей Индией и «подчинил себе все сосед­ние провинции без исключения».
Эфталиты растворились в огромном этническом «котле» Индии, но память о них сохранялась даже в IX в. Совместно с гурджарами, распространившимися в Пенджабе, Синде, Раджпутане, эфталиты проникли в Мальву, названную впоследствии Гуджаратом, а в результате слияния двух этносов с населением Северо-Западной Ин­дии возникла этническая общность, получившая название «радж­пут» (от санскрист. «сын раджи»).
Исследователь А.Курбанов пишет: «В VIII в. раджпуты про­никли в богатые области долины Ганга и Центральной Индии и создали крупное государство под названием Гуджара-Пратихаров. Правители из раджпутского рода Томаров построили в 736 г. город Дхиллику (совр. Дели) в качестве столицы своего государства. Эти завоевания превратили их, начиная с VIII в., в решающий фактор политической истории Индии. Раджпуты в течение нескольких сто­летий оставались в Индии сплоченной этнической единицей».
Раджпуты впоследствии являлись опорой трона мусульманских правителей Индии, представляя грозную силу и удерживая за со­бой отдельные области. В XIX в. их небольшие полунезависимые княжества были известны как «Раджпутское агенство княжеств».
Появление туркменских племен в составе абдалов, основавших г. Дели, надолго предопределило судьбу Индостана. При туркмен­ском султане Махмуде Газневи (998-1030 гг.) было совершено 17 походов в Индию. В кратчайшие сроки вся Северная Индия была присоединена к Туркмено-Газневидскому государству. В индий­ских походах участвовал и величайший энциклопедист из Гурган- джа Абу Рейхан ал-Бируни, результатом чего явился его бессмерт­ный труд «Индия».
В XI в. абдалы (эфталиты), остававшиеся на территории Цент­ральной Азии, полностью вошли в состав туркмено-огузского объ­единения племен; считается, что именно халаджи являются их по­томками. В XI в. халаджи оторвались от основной массы туркмен и ушли в Индию, где их предки в IV в. с оружием прокладывали себе путь. Среди халаджей выдвинулся прославленный воин Му­хаммед Бахтияр, ставший правителем Бенгалии. Свыше пятидесяти лет правили этой страной халаджи, пока эту страну не завоевали представители других туркменских племен.
В самом начале XIII в. туркмены создали одно из самых зна­чительных государств во всей Индии. В 1206 г. туркменский пол­ководец Кутбеддин Айбег, резиденцией которого был город Лахор («центр индийского ислама»), объявил себя султаном и сделал сво­ей столицей захваченный у раджпутов г.Дели. Это государство по­лучило в исторической литературе название Делийский султанат.
После смерти Кутбеддина на престол взошел Шемседдин Илтутмыш (1211-1236 гг.) - представитель туркмен-салыров. Устра­нив оппозиционеров, новый султан в 1217 г. занял Лахор, а затем совершил поход в Бенгалию и, в результате упорной борьбы, присо­единил ее к делийскому султанату. К концу правления Илтутмыша его наместники правили в областях Синд, Уч, Мултан, Лахор, Сар- сути, Курхам, Самана, горной страной Сивалик, Бхатинда (Табаринда), Ханси, Дели, Бадаун, Ауд и Бенарес. Прочие города и области Северной Индии лишь формально признавали власть султана.
Средневековый историк Минхаджеддин писал: «Со времени сотворения мира никогда не было государя (речь идет об Илтутмыше. - О.Г.) такой примерной набожности, столь милостивого и по­чтительного к отшельникам, святым людям, ученым-богословам и законоведам...».
Еще при своей жизни султан провозгласил единственной на­следницей престола свою дочь Разию Мелике (1219-1239 гг. жиз­ни), и это несмотря на то, что у Илтутмыша было два взрослых сына. Султану приписываются следующие слова: «Я не могу оста­вить свое добро безответственным сыновьям. Они могут погубить его... Но Разия, моя дочь, достойна моих надежд, она гораздо силь­нее и умнее своих братьев. Единственным ее недостатком является то, что она женщина. Однако она рождена быть правительницей!».
Разия Султан приняла правление государством в 17 лет и три года мудро правила страной. Она великолепно владела оружием, одевалась в мужские одежды, твердо соблюдала исполнение всех принимаемых законов. Она погибла в результате междоусобных войн и была захоронена, согласно ее же завещанию, рядом с моги­лой шейха Хазрати Шаха Даргаха Туркмен Боевани у Туркменских ворот в Старом Дели.
Разия Султан стала первой женщиной-правительницей Индии. После нее делийский престол занимали три преемника, из которых Муизеддин Бахрам-шах (1240-1242), Алаеддин Масуд-шах (1242 -1246) - стали жертвами заговоров, а Гияседдин Балбан с трудом сохранил государство от распада. В 1290 г. во главе султаната стал Джелаледдин из племени халадж. Уже через два года он разбил 150-тысячный монгольский отряд, сохранив целостность государ­ства. Но в 1296 г. он был убит в результате заговора. На престол воссел его зять и племянник Алаеддин Халадж (Хилджи). С пер­вых же дней своего правления он зарекомендовал себя в качестве решительного военачальника. Он не только подчинил центральной власти всех мятежных феодалов, но и повел активную внешнюю политику.
В феврале 1299 г. Алаеддин направил войско на Гуджарат и присоединил его к султанату. Он посадил своего эмира и распро­странил ислам. В начале XIV в. Алаеддин вел длительную борьбу с раджпутскими княжествами, которые были, в конце концов, поко­рены им. В 1305 г. султан разгромил государство Мальву, присоеди­нив его к своим владениям. К началу второго десятилетия XIV в. в состав Делийского султаната вошли раджпутские княжества и кре­пости Рантхамбор, Джайсалмир, Читор, Сахвана, Джалор, Джод­хпур.
Не забывал Алаеддин и о северных границах. Оттуда постоянно исходила угроза монгольского вторжения. В 1297 г. потомок Чагатая (сын Чингиз хана) Дева-хан, который правил в Мавераннахре (Сред­неазиатское междуречье), вторгся во главе стотысячного войска в северо-Западную Индию. Монголы разграбили деревни индийского племени хохаров и окрестности Лахора. Султан срочно снарядил войско и в битве при Джалландхаре наголову разбил захватчиков. В 1299 г. монголы вновь предприняли завоевательный поход. Перейдя Инд, 200-тысячное войско монголов подошло к столице султаната г. Дели. Жители всей округи укрылись за крепостными стенами. В городе скопилось огромное количество людей. В отрезанной со всех сторон столице, лишенной продовольствия, создалось до того неблагоприятное положение, что приближенные султана советова­ли ему сдаться на милость врагу. Алаеддин решительно отверг эти советы. Собрав все силы, он вывел войско из Дели и дал сражение. В кровопролитной битве халаджи разбили монголов и изгнали их из пределов султаната.
Слава об Аллаеддине разнеслась до пределов Центральной Азии. Многие монгольские военачальники прибыли со своими отрядами к нему на службу, приняв мусульманскую веру. Султан предпринял несколько походов в Южную Индию, заставив отдель­ные княжества принять протекторат Делийского султаната.
Султан частично конфисковал земли у крупных феодалов и зна­чительно упрочил позиции государственного землевладения. Мно­гие крестьянские хозяйства перестали теперь подвергаться двойному гнету и платили налоги только в государственную казну. Алаеддин ввел строго регламентированные цены на пшеницу, ячмень, рис, са­хар, масло, ткани и пр. Специальные чиновники-контролеры рынка объезжали с отрядами всадников базары и следили за выполнением указа султана. Алаеддин Халадж отдал приказ о создании большого запаса зерна, которое хранилось в султанских амбарах. Запасы это­го зерна позволяли поддерживать цены на них в неурожайные годы. Султан разрешил также крестьянам после уплаты налога продавать излишки зерна. Средневековый автор Барани отмечал, что «...кре­стьяне ради выгоды по мере возможности (могли) привозить зерно с поля на рынок и продавать здесь по установленным султаном це­нам». По сведениям того же автора, мудрецы удивлялись сохране­нию дешевых цен на зерно. Армия была увеличена, воины хорошо обучены. Исследователь К.С.Лал пишет, что «... один или два всад­ника брали в плен десять монголов, а всадник - мусульманин (име­ются ввиду халаджи. - О.Г.) мог обратить в бегство сто монголов».
В годы правления Алаеддина заметно выросли производитель­ные силы в земледелии, проводились ирригационные работы госу­дарственного масштаба, шла закладка гигантских садов и парков.
Установив порядок в государстве, Алаеддин большое внима­ние уделил торговле. Он принял целый ряд мер для обеспечения безопасности караванных путей. По свидетельству средневекового историка Фериште, при Алаеддине купцы свободно везли свои то­вары от Бенгальского залива, Кабула, Телинганы до Кашмира, Гуд­жарата, Синда, Мабара.
При султане Алаеддине строилось много мечетей и дворцов. В Старом Дели к мечети Кувват-ул-ислам были пристроены шесть больших арок и воздвигнуты резные ворота к Кутб-минару. Эти ворота - шедевр индо-мусульманского стиля - получили название «Ала - и дарваза» («Ворота Алаеддина»). При Алаеддине город зна­чительно вырос, возникли новые дворцы и крепостницы. Появилось название «Новый Дели». Примерно в трех километрах от Старо­го Дели находился великолепный дворец Алаеддина «Хазар сутун» (Тысяча колонн), окруженный стенами с башнями и воротами.
Султан Алаеддин Халадж умер в 1316 г., оставив наследникам огромное и сильное государство. Он был одним из самых значи­тельных представителей делийских султанов XIII-XIV вв., талант­ливым и решительным администратором, способным и удачливым военачальником.
Сын Алаеддина Кутбеддин Мубарак-шах Халадж правил всего пять лет, после чего к власти пришла другая туркменская династия Туглаков - представители салыров. В 1320 г. султаном Дели стал Гияседдин Туркмен Туглак (Тоголок), который еще при Алаеддине участвовал в военных операциях против монголов. Став султаном, Гияседдин выдал замуж всех девушек из династии Халаджей, уста­новил свою власть в Западной Бенгалии. Он распорядился, чтобы налоги, взимаемые с крестьян, не превышали десятой доли урожая, а чиновники за хищение крупных сумм карались со всей строго­стью. Эти меры, направленные на улучшение земледелия в госу­дарстве, принесли свои результаты, увеличилось благосостояние областей. К востоку от Старого Дели султан устроил свою ставку, известную под названием Туглакабад. Резиденция была окружена мощной крепостной стеной, имела цитадель и ворота. Внутри стен было устроено небольшое озеро, рядом с которым до сих пор вы­сится мавзолей Гияседдина из красного камня и белого мрамора; недалеко находится и небольшая крепость Алаеддина.
При сыне основателя династии Мухаммеде Туглаке (1325-1351 гг. правления) султанат продолжал процветать. Мухаммедшах отме­нил тяжелые налоги и уменьшил количество податей. Развивалась внешняя торговля. С благословения султана, индийские купцы тор­говали в Иране, Центральной Азии, арабских странах, Китае, про­никая на север вплоть до Поволжья.
В 1328 г. Мухаммед Туглак перенес столицу из государства на юг - в город Девагири, переименовав его в Довлетабад. Этим актом султан пытался укрепить свою власть в Южной Индии, а Довлета­бад считался ключом к богатым княжествам юга субконтинента. На всем пути от Дели до Довлетабада были построены обители, гости­ницы, базары, учреждены почтовые станции, для содержания кото­рых давались земельные пожалования. Из одной столицы в другую можно было попасть за 40 дней, причем путь пролегал через сплош­ной рынок.
В 1337 г. Мухаммедшах вновь переехал в Дели, выполнив свою миссию на юге. Средневековые авторы характеризуют султана как одного из самых образованнейших людей своего времени: «...он не только был хорошо знаком с персидской поэзией, но и сам сочинял стихи, и ни один учитель стихосложения не мог конкурировать с ним; ни один ученый, каллиграф, поэт, врач, физик не могли со­перничать с ним каждый в своем искусстве или устоять в диспутах против сокрушительных аргументов султана».
Мухаммед Туглак умер внезапно от приступа лихорадки, и знать избрала султаном племянника Гияседдина Фирузшаха Салыра (1351-1388 гг. правления). Всю свою энергию Фирузшах Туглак направил на сохранение государства, которое пытались разорвать на куски как внешние, так и внутренние противники. По свиде­тельству историографа Афифа, «султан Фирузшах... устранил все поборы, не дозволенные шариатом, а те, что были дозволены, - уменьшил. В соответствии с законом он приказал дивану отменить все требования сверх государственного налога, который следовало взимать из расчета: два джитала на один танка; если же какой-либо чиновник взыщет свыше указанного, он будет наказан».
Фирузшах основал город Хисар-Фирузэ (совр. Хисар) и устро­ил ставку Фирузабад, где был отстроен дворец Фирузшаха Котла. По приказу султана были отремонтированы многие старые ороси­тельные сооружения, были прорыты новые каналы от рек Сатлед­жа и Джамны на расстоянии 180-200 км к городу Хисар-Фирузэ, а также от р.Сатледж до города Джаджхар и канал от окрестностей гор Мундети и Сармура до Санси, оттуда к Баралисану, где была основана крепость, названная в честь Фируза, и т.д. Султан Фируз имел особое пристрастие к садам. Только в области Дели им было заложено 1200 садов, в Салыре - 80, в Читоре - 44, было завершено насаждение тридцати садов, начатое еще Алаеддином Халаджем.
При преемниках Фирузшаха Гияседдине Туглаке II (1388-1389) и Сикандершахе Туглаке (1394 г.) в Делийском султанате началась смута, приведшая к гибели государства.
На протяжении почти 200 лет Делийским султанатом правили три туркменские династии - Гулямов, Халаджей и Туглаков (Салыров). Туркмены остановили экспансию монголов, объединили в обширном государстве различные азиатские народы и племена, оставив огромное историко-культурное наследие, являющееся гор­достью индийского и туркменского народов.
Начало XIV в. ознаменовано переселением в Индию большого количества закавказских туркмен, появившихся там после падений сначала туркменского государства Гарагоюнлы, а вслед за этим - Акгоюнлы.
Так, Солтангулы Кутб ал-Мульк - правнук одного из самых выдающихся правителей Гарагоюнлы Гара Юсуфа из племени бахарлы появился со своими родственниками в Индии и поступил на службу к правителю тюркской династии Бахманидов в Южной Индии Махмудшаху Бахмани. За спасение султана во время битвы Солтангулы был удостоин титула «Мелик Кутб ал-Мульк» и назна­чен вторым министром.
После падения империи Бахманидов Солтангулы Кутб ал-Мульк Туркмен, объединив несколько раздробленных княжеств, объявил в 1512 г. о рождении нового государства, известного в истории под названием «султанат Кутубшахов». Это было второе после Биджапура мусульманское государство на плоскогорье Декан. Столицей султана стал город Голконда.
Государство Кутубшахов просуществовало 175 лет; история со­хранила имена всех семи его правителей: Солтангулы (1512-1543 гг.), Джемшид ибн Солтангулы (1543-1550 гг.), Сувхангулы ибн Джем- шид (1550 г.), Ибрагим ибн Сувхангулы (1550-1581 гг.), Мухаммедгулы ибн Ибрагим (1581-1611 гг.), Абдаллах ибн Махмуд ибн Ибра­гим (1611-1672 гг.), Абул Хасан ибн Абдаллах (1672-1687 гг.).
Уже при пятом правителе Мухаммедгулы город-крепость Гол­конда испытывает перенаселенность. Было решено рядом с Голкондой построить новый город, для чего была облюбована территория к югу от реки Муси, недалеко от деревни Чичлам - родины люби­мой жены Мухаммедгулы Бхагмати. Как свидетельствует Фериште, султан, выбрав благоприятный день, отдал распоряжение о подго­товке плана нового города, которому «не должно было быть равных в мире и который бы стал земным раем».
Мухаммедгулы, являющийся автором свыше ста тысяч поэти­ческих строк, проявил себя и в качестве гениального архитектора-градостроителя. Новая столица была разделена на четыре гигант­ских квадрата. В северо-западной части располагались дворцы и государственные учреждения, в юго-западной - дома знати. По обе­им сторонам главных магистралей находились сотни лавок торгов­цев, мечети, гостиницы, бани, школы.
Строительство началось с возведения в центре города Чар Минара. Сооружение представляет собой идеальное квадратное здание с четырьмя минаретами высотой 48,7 м, каждый из которых состоял из четырех этажей. Главное здание имеет три этажа, в его западной стороне находится мечеть, имеющая пять двойных арок. На втором этаже здания размещалось медресе. Чар Минара имела и другое на­звание - «Я Хафиз» (обращение к Аллаху как к защитнику). Строи­тельство его было закончено в 1592 г.
Чуть более в 70-ти метрах к северу от Чар Минара находилась площадь Джилаукхана («Площадь гвардейцев»), в центре которой функционировал величественный фонтан Чарсу-Ка-Хоуз (фонтан четырех сторон света). На равном удалении от центра города на рас­стоянии 114,3 м по четырем сторонам были возведены арки высо­той до 30 м. Дорога из западной арки вела к дворцам и называлась Ширали. Ее ворота всегла хорошо охранялись, они были сделаны из черного и сандалового дерева, инкрустированного драгоценны­ми камнями, которые крепились золотыми гвоздями.
Дворцовый район охватывал площадь в одну тысячу квадрат­ных метров. Там находилось 12 дворцов, больница и гостиница. Во дворце Дад Махал султан вершил государственные дела; Лал Махал предназначался для слуг султана; в Кутуб Мандире обитал сам сул­тан; дворец Худайдат Махал был построен в честь свадьбы дочери султана Хайят Бахши Бегим; дворец Нади Махал, расположенный на берегу р. Муси, являлся загородной резиденцией Мухаммедгулы. К сожалению, ни один из этих прекрасных дворцов не сохранился.
Улицы города имели водосточные канавы, вдоль них высажены пальмы разных видов. Вся территория новой столицы Кутубшахов и ее пригорода площадью в 23 квадратных километра утопала в са­дах. Французский путешественник Тевено писал, что даже крыши некоторых дворцов были отведены под сады.
Сам город имел индийское название Бхагнагар (т.е., «город уда­чи»), нареченный так в честь жены султана Бхагмати. По окончании его строительства Мухаммедгулы сочинил поэму, в которой он про­сил Бога, чтобы «город был также заполнен людьми, как река - ры­бой».66
Фериште писал, что «город удачи» превосходил красотой даже Агру и Лахор. Индийский исследователь Н.Лютер отмечает: «Италь­янские, датские, английские и французские путешественники тоже писали о славе Бхагнагара и жизни его жителей. Это был богатый и живой город».
Новая столица Кутубшахов, имевшая и мусульманское назва­ние - Хайдерабад (современный центр штата Анхра-Прадеш), со­гласно германскому автору Я.Пиеперу, была отстроена по образцу коранического сада Эдема. Сам город и его центральная мечеть, на­ходящаяся в западной части верхнего этажа Чар Минара, имел ори­ентир на Кыблу - мусульманскую святыню...
Прошли века. Многие величественные сооружения Хайдераба- да (дворцы, дома знати, караван-сараи и др.) не сохранились до на­ших дней. Но остался Чар Минара, в котором воплощены лучшие традиции туркмено-индийской архитектуры. Он является свиде­тельством былой мощи и величия туркменского государства Кутуб­шахов.
В 1687 г. султанат вошел в состав империи Великих Моголов. Основатель этого величественного государства тимурид Бабур (1483-1530 гг.), отправившись из Мавераннахра на завоевание да­лекой Индии, привлек на свою сторону многочисленные конные дружины. В своем сочинении «Бабур-нама» он упоминает целый ряд туркменских военачальников: Каимдад сын Хадайдат Туркмена (в охране Бабура), бег Яр Али Билал («хорошо рубил саблей»), Абул Фатх Туркмен (сборщик налогов) и особый отряд туркменских всад­ников во главе с Мансуром, Рустамом Али с братьями Шах Назаром и Союндуком. Выделялся своей храбростью Рустам Али, которого посылали с братьями в набеги. «Рустам Туркмен, посланный в раз­ведку», а впоследствии «поддержка избранных Рустам Туркмен во главе отряда личных телохранителей государя», он стал одним из военачальников правого крыла.
С династией Великих Моголов связана жизнь и судьба одного из величайших представителей туркменского народа.
«Да, чужбина меня заставила унижаться, чужбина уже одолела Байрама, о Боже, да подвергнутся бедствиям те, кто поверг меня в скорбь». Эти поэтические строки принадлежат туркменскому пол­ководцу и поэту Мухаммеду Байрам хану.
Он родился около 1502 г. в Бадахшане. Его отец Сейф Алибег являлся представителем туркменского племени бахарлы, потомком знаменитого на Востоке Мирзы Джаханшаха Гарагоюнлы. При Ба­буре он занимал должность губернатора Газны.
Мухаммед Байрам рано потерял отца; он переехал а Балх, где богатые родственники обеспечили ему хорошее образование. По окончании медресе юноша прекрасно знал литературные тюрки, персидский и арабский языки. В 16 лет Мухаммед Байрам ушел добровольцем в дружину принца Хумаюна. На храбрость молодого дружинника обратил внимание сам принц и включил его в число своих приближенных. После смерти в 1530 г. императора Бабура, Хумаюн сел на престол. Байрам оказался ближайшим советником нового императора.
В 1540 г. Байрам учавствует в битве с афганским полководцем Шершахом под Каннауджем. Он старался сделать все возможное для Хумаюна, ведь в 1539 г. Шершах захватил трон Могольской им­перии и объявил о создании нового государства. Командуя передо­вым отрядом могольской армии, Мухаммед Байрам попал в плен. Шершах знал о талантливом туркменском военачальнике и желал склонить его на свою сторону. Байрам ответил резким отказом и вскоре бежал из вражеского плена. Преодолевая многочисленные афганские заслоны и непроходимые джунгли, Байрам сколотил по дороге небольшую дружину. Лишь через два года он с боями про­бился к Хумаюну.
Г.Алиев отмечает: «Это лишь один эпизод в приключениях и славных делах любимца Хумаюна. Описание всех его подвигов за­няло бы многие страницы... Битвы и походы полководца Байрам хана, сопровождавшиеся победами, не только возвратили трон Бабу­ра его сыну Хумаюну, но и вообще, как единодушно отмечается в источниках и исследованиях, завоеванием Индии Великие Моголы обязаны в немалой степени военному таланту Байрам хана».
Хумаюн безраздельно доверял Байраму, который был лучшим другом императора. Туркменский военачальник прилагал большие усилия для восстановления империи Великих Моголов. Пользуясь своим авторитетом, он примирил Хумаюна с его братьями, а также организовал дипломатические переговоры свергнутого императо­ра с шахом Тахмаспом из династии Сефевидов (Иран). Немалую роль здесь сыграли родственные связи, ведь Сефевиды являлись туркменами-баяндырами. Мухаммед Байрам прибыл в Казвин и по­сетил шаха на охоте. Здесь он договорился о встрече двух царей.
На переговорах совместным указом Тахмаспа и Хумаюна Бай­рам удостоился высокого титула «хан ханан» («хан ханов»). Была высказана идея об объявлении Байрам хана аксакалом всех турк­менских племен. Байрам хану было поручено командование объ­единенными войсками. За оказанную помощь Сефевиды получили Кандагарскую область, которая была передана в управление сыну Тахмаспа Мураду. После внезапной смерти Мурада Хумаюн напи­сал Тахмаспу письмо, в котором извещал о назначении губернато­ром Кандагара Байрам хана. Тахмасп согласился. Кроме того, желая помочь Байраму, он переселил все его племя бахарлы в эту область, чтобы он «...чувствовал силу своих соплеменников».
Индийский исследователь М.Х.Сиддики справедливо считает, что «.. .история императора Хумаюна с момента его поражения и из­гнания и до реставрации его монархии и смерти - это, фактически, история Байрам хана как главного действующего лица при Хумаюне, обеспечивающего преемственность верховной власти и насле­дия, тогда как период пребывания Байрам хана регентом и главным министром во время несовершеннолетия Акбара справедливо на­зывают «эрой Байрам хана», когда он обладал верховной властью со всеми атрибутами королевского достоинства».
Хумаюн назначил Байрам хана аталыком (опекуном) своего сына Акбара (род. в 1542 г.). В 1555 г. Байрам хан вновь возглавил императорскую армию, и под Мачхиварой, разбил 80-тысячное вой­ско пенджабского правителя Искандера. В следующем году Байрам хан взял с собой 14-летнего принца Акбара, выступил вновь против Искандера. Во главе отборных отрядов стояли туркменские воена­чальники. В местечке Каланур Байрам хан получил весть о смерти Хумаюна. Акбар немедленно был провозглашен императором.
С 1556 по 1560 гг. Байрам хан, являясь регентом, самостоятель­но управлял государством Великих Моголов. Акбар уважал своего воспитателя и назвал его «хан-баба». Байрам хан женился на внучке Бабура Селиме Солтан Бегим, которая принадлежала к туркменам-бахарлы и являлась родственницей Байрама.
Несмотря на ряд крупных государственных преобразований при Байрам хане, члены императорской семьи были недовольны правлением туркмена. Они постоянно вмешивались в отношения между регентом и молодым императором, стараясь очернить Бай­рама. Вскоре произошел случай, коренным образом повлиявший на жизнь туркменского полководца. В Кандагарской области, которая после переезда Байрам хана в Индию признавалась его вотчиной, в 1557 г. вспыхнуло сильное восстание. Желая помочь своему другу, шах Тахмасп направил туда войска. Неприятели регента тут же до­ложили императору о тайной связи Байрам хана с Сефевидами и о, якобы, желании того захватить престол.
В 1560 г. Байрам хан был отстранен от управления государ­ством и удален из двора. Но врагам туркменского полководца это­го было мало. Они спровоцировали Акбара на серьзные действия против Байрама. Император послал на аталыка отряд. С верными всадниками-туркменами Байрам хан прибыл в Биканар к своему старому товарищу - радже Кальянмалу. Отсюда он направил Акба­ру послание. Но в ответ получил письмо с обвинениями в загово­ре. Интересно рубаи-обращение Байрама к Акбару на туркменском языке:
Owwal meni hyzmatyna mahrem kyldyn,
Bezmin, era hemzybanu hemdem kyldyn,
Ahyryna oltyfatny kem kyldyn.
Ryswayy tamam - alem kyldyn.
В начале ты удостоил меня чести служить тебе,
Сделав меня задушевным собеседником.
Почему же теперь лишил меня благосклонности своей, Опозорив на весь мир?
Акбар простил полководца и возвратил ему все прежние титу­лы. В 1561 г. Байрам хан отправился с семьей в Мекку. На несколь­ко дней была сделана остановка в Гуджарате. 31 декабря 1561 г., когда он прогуливался в лесу один, 40 человек во главе с афганцем по имени Мубарак Лохани напали на него и предательски убили. Так оборвалась жизнь этого великого человека. С трудом туркменам удалось спасти семью своего полководца. Байрам хан был похоро­нен в Патне (Гуджарат). Все были потрясены трагической гибелью Байрам хана. В 1578 г. родственники перевезли его останки в Меш­хед и похоронили возле мавзолея имама Резы (Гызыл - имама).
Поэты, музыканты, ученые, художники оплакивали своего по­кровителя. Были написаны элегии на его смерть. Байрам хан был прекрасным полководцем и поэтом. Г.Алиев пишет: «Поэзия Бай­рам хана имела сильнейшее нравственное воздействие на читателя, чем и объясняется ее широкая популярность в Индии XVI века... Поэтическое наследие Мухаммеда Байрам хана можно и должно от­нести к истокам туркменской литературы».
Байрам хан писал поэмы, прозу на персидском и тюркском язы­ках, проявлял большой интерес к тюркской и индийской музыке, сам создал несколько музыкальных произведений. Он устраивал литературные меджлисы, где читались произведения классиков тюркской и персидско-таджикской литературы.
Индийский ученый Рам Кишоре Панди писал в 1978 г. в сво­ей книге «Жизнь и подвиги Мухаммеда Байрама хана Туркмена»: «Чтобы подытожить историю этого необыкновенных способностей гения Центральной Азии и Индии, будет достаточно сказать, что вторая Могольская империя в Индии явилась результатом главным образом его способностей как военачальника, умелого управления и бескорыстной службы трем знаменитым могольским императо­рам. Он занимает уникальное место в истории нашей страны (Ин­дии. - О.Г.) и ему следует придать статус, который соответствовал бы положению победителей, основателей империи, государствен­ных деятелей и литературных гениев земли нашей с незапамятных времен».
Падишах Акбар взял на воспитание сына Байрама - Абдуррахима и передал ему все титулы отца. В августе 1573 г. шестнадцати­летний Абдуррахим во главе авнгарда войска Акбара разбил армию правителя Гуджарата и захватил его в плен. В I578 г. отважный сын Байрама вновь во главе отрядов Акбара одержал победу над пра­вителями Кумбхалмера и Удайпура, присоединив области к импе­рии. Акбар оценил преданность молодого полководца и в 1579 г. назначил его на должность «мир ардж» («самое доверенное лицо в государстве»), а в 1582 г. назначил его опекуном своего малолетнего сына Селима.
Абдуррахим и позже силой оружия усмирял непокорных гу­бернаторов областей, присоединил множество земель к империи. В 1584 г. он получил титул «хан ханан», а в 1589 г. - был назна­чен премьер-министром государства. Абдуррахим хан ханан ушел из жизни в 1628 г. в возрасте 72 лет. Он был выдающимся полко­водцем, государственным деятелем и ученым. Он знал 13 языков, в совершенстве владел туркменским, фарси, арабским, хинди и санскритским языками. Он мог писать на трех диалектах хинди браджбхаша, авадхи, кхари-боли. Его прекрасные стихи и сегодня пользуются необычайной популярностью у индийского народа.
Культурные и этнические связи между Туркменистаном и Ин­дией не прерывались и в последующие века. Например, востоко­вед Н.Халимов указал на коллекцию индийских рукописей на араб­ском языке, поступившую в 1900 г. из Асхабада а Азиатский музей (г. Санкт-Петербург). Работая над составлением каталога арабских рукописей Национального института рукописей Туркменистана, он особо обратил внимание на рукописные книги на арабском язы­ке, вывезенные из Индии (инвентарные номера - №3616, №2719, №2801, №2642, №2855, №2721, №2537 и т.д.). Среди них есть книги (к примеру, «Фатава тахзиб ас-сихах» - №2719), которые более не зарегистрированы в других каталогах мира.
Интересно, что в северном Туркменистане и Узбекистане и се­годня бытует игра «печиз - печаз», напоминающая игру в шахматы и нарды одновременно. В ее названии отражаются два числитель­ных индийского происхождения - «двадцать пять» и «пятьдесят».
Надо особо отметить тот факт, что Байрам хан Туркмен специ­ально использовал для своей армии язык «урду» (орда) или «зибани лешкери» (язык воинов). Это был своего рода язык эсперанто, разработанный для многонационального войска Великих Моголов. Урду, ставший сегодня государственным языком Пакистана, обна­руживает множество слов из фарси, арабского, хинди и туркменско­го языков.
Языковед З.Е.Исхакова проводит несколько сотен слов, пред­ставляющих параллели в тюркских языках и санскрите. Приведем некоторые из них:

Тюркские языки                                                               Санскрит
арасан (минеральный источник)                                 rasayana (источник)
гуйы (колодец)                                                                  kau (колодец)
коркут (легендарная личность)                                     karhaut (певец, исполняющий
                                                                                              боевую песню)
сув (вода)                                                                           su (поток)
бори (волк)                                                                         bhiruka (волк)
аш, ас (пища)                                                                     asan (пища)
гоурма (жаркое)                                            korma (жаркое)

бака (лягушка)                                              bhek (лягушка)

гарга(ворона)                                        kaga(ворона)

дов, дев (сказочный великан)                              dew (божество)

демир (железо)                                             tamra (железо)

топбы (головной убор)                                                    topi (головной убор)

джан (душа)                                                                       jan (рождаться)

бала (ребенок)                                                                  bala (молодой)

маны (смысл)                                                                    mana (мнение, взгляд)
                         
В Индии и сейчас употребляют слова, которые может понять лю­бой туркмен - нан (хлеб) и çapady (лепешки, поджаренные на масле).
По-новому смотрится указ иранского шаха Надира из туркменского племени афшар от 1738 г., изданный по случаю завоевания некоторых районов Индии: «Ныне по милости Божьей осуществи­лись покорение и завоевание столицы Шахджеханабада и осталь­ного государства Индии... Так как наша августейшая особа есть знатное лицо туркменского племени, а вышеупомянутый падишах также принадлежит к туркменскому родословному древу и является потомком великой куркановой династии, престол и перстень сул­танской власти Индии возвратили вышеупомянутому падишаху и утвердили его на царском престоле...».

Нет никаких сомнений в том, что туркменские племена сыгра­ли огромную роль в этногенезе народов Индостана, управляя суб­континентом на протяжении многих столетий. Трудно переоценить этнические и культурные контакты двух больших регионов Азии, которые после многих лет исторического забвения вновь предстали во всем многообразии. Памятником этих связей являются «Турк­менские ворота» в Старом Дели, открывающие возможность загля­нуть внутрь самой южной Азии, такой далекой и такой близкой.