LOST CITIES #5: HOW THE MAGNIFICENT CITY OF MERV WAS RAZED – AND NEVER RECOVERED


Once the world’s biggest city, the Silk Road metropolis of Merv in modern Turkmenistan destroyed by Genghis Khan’s son and the Mongols in AD 1221 with an estimated 700,000 deaths. It never fully recovered

When George Curzon visited the ruined city of Merv in 1888, the vision of its decay overwhelmed him. “In the midst of an absolute wilderness of crumbling brick and clay,” the future viceroy of India wrote, “the spectacle of walls, towers, ramparts and domes, stretching in bewildering confusion to the horizon, reminds us that we are in the centre of bygone greatness.”

Modern-day visitors to the site of Merv in southern Turkmenistan can still tour its dusty, windswept remains. Like Curzon, they might struggle to imagine the true size, density and lushness of one of the world’s greatest vanished cities.

In its 12th-century pomp, Merv straddled the prosperous trade routes of the Silk Road. It was a capital of the Seljuk sultanate that extended from central Asia to the Mediterranean. According to some estimates, Merv was the biggest city in the world in AD1200, with a population of more than half a million people.

But only decades later, the city was effectively razed by the armies of Genghis Khan in a grisly conquest that resulted – if contemporary accounts are to be believed – in 700,000 deaths.

A trader arriving from Bukhara to the north-east or from Nishapur to the south-west would once have been relieved at the sight of Merv. Crisscrossed by canals and bridges, full of gardens and orchards, medieval Merv and its surrounding oasis were green and richly cultivated, a welcome reprieve from the bleakness of the Karakum desert.

The city’s enclosing walls ran in an oblong circuit of five miles, interrupted by strong towers and four main gates. Its streets were mostly narrow and winding, crowded with closely built houses and occasional larger structures: mosques, schools, libraries and bathhouses.

The citadel of the Seljuk sultans – replete with a palace, gardens and administrative buildings – loomed over the north-eastern part of Merv. Many different polities chose to make Merv the seat from which to rule Khurasan, a region that included eastern Iran and parts of modern-day Turkmenistan, Uzbekistan, Tajikistan and Afghanistan.

“For its cleanliness, its good streets, the divisions of its buildings and quarters among the rivers … their city [Merv] is superior to the rest of the cities of Khurasan,” wrote the 10th-century Persian geographer and traveller al-Istakhri. “Its markets are good.”

Reaching Merv, the visiting trader might lead his pack-animals into the open courtyard of a two-storey caravanserai (an inn with a courtyard for travellers), where he would jostle for space with other merchants from as far as India, Iraq and western China. Or he could go straight to one of Merv’s large markets, convened outside the gates of the town or sometimes near its major mosques. The smoke of potters’ kilns and steel-making furnaces (Merv was famous for its crucible steel) would have hung over the surrounding industrial suburbs.

If the trader was feeling hot, he might step inside the icehouse on the city outskirts; a tall conical building where residents accumulated snow during the winter and which they used like a vast mud-brick fridge. Maybe he paid a visit to a member of the city’s elite who lived in a koshk (a fortress-like home outside the walls removed from the dust and noise of the city).

If he followed the route of the Majan canal, which ran up the middle of the city, past the workshops of embroiderers and weavers, he would reach both Merv’s central mosque and the adjacent monument, the mausoleum of Sultan Sanjar. Built in AD1157 to honour the long-ruling Seljuk sultan, the mausoleum was a large, square-shaped building rung with fine arches, capped by a dome sheathed in turquoise-glazed tile. The dome was so intensely blue that according to the Arab geographer Yaqut al-Hamawi, who visited Merv in the 13th century, “It could be seen from a day’s journey away.”

The city was known as Marv-i-Shahijan or “Merv the Great”, the largest and most famous of a succession of towns in the Merv oasis. In fact, the city sat alongside an earlier incarnation of Merv just to the east, known as Gyaur-kala (“fortress of the pagans”).

Gyaur-kala flourished under the Sassanid kings of Persia from the third to the seventh centuries AD. Archaeologists have found evidence in this older Merv of a cosmopolitan urban society, boasting communities of Zoroastrians, Buddhists, Manicheans, Christians and Jews. Under Muslim rule from the seventh century onwards, the locus of urban activity shifted west across the Razik canal to what would become Marv-i-Shahijan (also known as Sultan-kala, “fortress of the sultan”). Many of Gyaur-kala’s structures were probably cannibalised for material in the construction of the new Merv, and industrial workshops, kilns and furnaces sprung up amid its ruins.

Historians trace the urban occupation of the area as far back as the sixth century BC. Life in the Merv oasis has always depended on the waters of the Murghab. The river flows northward from the mountains of Afghanistan until it ends in a swampy delta in the middle of the desert. Du Huan, a Chinese soldier who lived in captivity in Merv for a decade in the eighth century AD, described the fertility of the oasis: “A big river … flows into its territory, where it divides into several hundred canals irrigating the whole area. Villages and fences touch each other and everywhere there are trees.”

Over the centuries, Merv’s inhabitants built and maintained a series of dams and dykes on the Murghab river and a network of canals and reservoirs to ensure the supply of water to the city. The position of mir-ab, or water bailiff, was an important post in Merv: according to contemporary medieval accounts, he had a force of 10,000 workmen under his command, including a team of 300 divers who routinely patched up the dykes with timber. Their labour maintained the dam on the Murghab, preventing the accumulation of silt and regulating the flow of water into Merv’s canals in times of drought and plenty.


The second source of Merv’s prosperity and growth was its strategic location perched on the crossroads of transcontinental trade. Merv was famous for its exports, especially its textiles. “From this country is derived much silk as well as cotton of a superior quality under the name of Merv cotton, which is extremely soft,” noted the 12th-century Arab geographer al-Idrisi. Robes and turbans made from Merv cloth were popular around the Islamic world.

So too were Merv’s much-loved melons. “The fruits of Merv are finer than those of any other place,” wrote Ibn Hawqal, a 10th-century Arab chronicler, “and in no other city are to be seen such palaces and groves, and gardens and streams.”

Merv had such a strong reputation for commerce and the pursuit of wealth that the 14th-century Egyptian scribe al-Nuwayri described the city’s chief characteristic as “miserliness”.

But Merv under the Seljuks was also a city of learning and culture. It produced notable poets, mathematicians, astronomers, physicians, musicians and physicists. The polymath Umar Khayyam is known to have spent several years working at the astronomical observatory in Merv. “Of all the countries of Iran,” al-Istakhri wrote of Merv, “these people were noted for their talents and education.” Yaqut al-Hamawi counted at least 10 significant libraries in the city, including one attached to a major mosque that contained 12,000 volumes.

In its Seljuk heyday, Merv was a cultural capital, attracting the brightest thinkers and artists from around the Islamic world. It set trends not only in scientific and astronomical investigation, but in architecture, fashion and music. To be marwazi (from Merv) suggested a degree of cultivation and sophistication. Its residents probably possessed a very broad frame of reference. Though secluded in an oasis in the Karakum desert, Merv was a worldly city, an exemplar of the commercial and intellectual culture that flourished along the Silk Road.

Merv was also no stranger to political upheaval and war, having fallen under the sway of competing polities and dynasties throughout its long history. No conquest was as traumatic as its pillage by the Mongols in 1221. Yaqut al-Hamawi was forced to flee the libraries of Merv as the armies of Genghis Khan’s son Tolui advanced upon the city. 

“Verily, but for the Mongols I would have stayed and lived and died there, and hardly could I tear myself away,” he wrote sadly. The Mongols laid siege for six days before the city surrendered, prompting one of the worst massacres of the age.

According to the Arab historian Ibn al-Athir, who based his account on the reports of refugees from Merv: “Genghis Khan sat on a golden throne and ordered the troops who had been seized should be brought before him. When they were in front of him, they were executed and the people looked on and wept. When it came to the common people, they separated men, women, children and possessions. It was a memorable day for shrieking and weeping and wailing. They took the wealthy people and beat them and tortured them with all sorts of cruelties in the search for wealth … Then they set fire to the city and burned the tomb of Sultan Sanjar and dug up his grave looking for money. They said, ‘These people have resisted us’ so they killed them all. Then Genghis Khan ordered that the dead should be counted and there were around 700,000 corpses.”

The death toll was almost certainly exaggerated, but Merv never fully recovered. The Mongols destroyed the dam on the Murghab river, hacking at the life-blood of the Merv oasis. In subsequent centuries, numerous rulers attempted to rebuild and resettle Merv, but the city never returned to the size and stature it enjoyed in earlier years under the Seljuks.

In 1888, George Curzon saw only desolation: “Very decrepit and sorrowful looked those wasting walls of sun-dried clay, these broken arches and tottering towers; but there is magnificence in their very extent, and a voice in the sorrowful squalor of their ruin.”

Kanishk Tharoor
https://www.theguardian.com/cities/2016/aug/12/lost-cities-merv-worlds-biggest-city-razed-turkmenistan

РЕСТАВРАЦИЯ КАРАВАН-САРАЯ "ДАЯХАТЫН" БУДЕТ ПРОДОЛЖЕНА

В Музее изобразительных искусств Туркменистана состоялась церемония награждения очередного победителя ежегодной программы «Фонд Посла США по сохранению культурного наследия». Лучшим признан проект Национального управления Туркменистана по охране, изучению и реставрации памятников истории и культуры.

Объектом туркмено-американского сотрудничества остается уникальный памятник архитектуры ХI-ХII веков - караван-сарай Даяхатын, расположенный в Лебапском велаяте, на левобережье Амударьи. Это наиболее хорошо сохранившийся объект такого рода во всей Средней Азии. Тем не менее, за тысячу лет своего существования многие конструктивные узлы здания и его великолепное декоративное убранство пришли в аварийное состояние нуждаются в реставрации.

Чрезвычайный и Полномочный Посол США в Туркменистане Мэтью Климоу по традиции вручил поздравительное письмо главе этого ведомства Мухаммеду Мамедову, который осуществляет научное руководство данным проектом.

К финансированию укрепительно-восстановительных работ на Даяхатын Посольство США приступило еще в 2012 году. За минувшие семь лет было выделено два гранта, которые позволили осуществить самые неотложные операции по предотвращению коллапса наиболее опасных участков здания и частично восстановить утраченные ранее части входного портала и арочной галереи на одном из фасадов во дворе караван-сарая.

Под руководством архитекторов-реставраторов из Национального управления Туркменистана по охране, изучению и реставрации памятников истории и культуры с этой задачей успешно справились сотрудники Керкинского государственного историко-культурного заповедника, в чьем ведении находятся все памятники Лебапского велаята. Кроме того, были созданы нескольких вариантов трёхмерной реконструкции облика караван-сарая на разных этапах его существования.

В рамках третьего этапа проекта туркменским специалистам предстоит восстановить внутренние юго-восточные стены караван-сарая, арочные галереи и купола, орнаменты, а также внешние стены, расположенные слева и справа от главного портала. Ввиду большого объема и сложности поставленных задач третий этап реализации проекта займет еще не менее трех лет. Но уже сейчас обеспечена возможность для посещения Даяхатын многочисленными туристами, а в дальнейшем он станет доступным и для более глубокого археологического изучения.

Результаты проекта будут опубликованы в научных изданиях и средствах массовой информации, а его опыт, безусловно, обогатит мировую практику реставрации и консервации средневековых архитектурных памятников Туркменистана.

Как известно, Фонд посла по сохранению культурного наследия, основанный Конгрессом США в 2001 году, является программой американского правительства, предоставляющей поддержку проектам по консервации археологических раскопок, реставрации исторических зданий, музейных коллекций, древних рукописей и редких печатных изданий, документировании традиционных форм музыки, танца и языка.

В Туркменистане фонд посла за минувшие 18 лет поддержал уже 26 различных проектов на общую сумму более 1,6 миллиона долларов США. Отметим, наша страна лидирует по количеству проектов, осуществленных благодаря этой программе.

Как подчеркнул на состоявшейся церемонии Посол Мэтью Климоу, «Даяхатын является национальным достоянием Туркменистана, и я рад, что Соединенные Штаты могут сыграть свою роль в сохранении столь важной части наследия Великого Шелкового пути. Надеюсь, что благодаря нашим совместным усилиям красота этого исторического памятника станет доступной для большего числа посетителей как на местном, так и на международном уровне».

Руслан Мурадов, 24.10.2019
http://turkmenistan.gov.tm/?id=19761

О ТУРКМЕНСКОМ ВОЖДЕ САЛЫР-КАЗАНЕ

САЛЫР-КАЗАН, Газан-алп (годы жизни неизв.), легендарный вождь туркмен-огузов, глава многочисленного салырского союза племен. Его образ настолько популярен среди туркмен, что он стал главным героем огузского героического эпоса. Абул- гази (XVII в.) писал: «Всем мусульманам Казан оказывал покровительство». По поверью, у Салыр-Казана на спине были следы пяти пальцев Пророка: этой чести удостаивались мусульмане, которые оказали религии неоценимую услугу. Огузы принесли предания о Салыр-Казане в Малую Азию и Закавказье, поэтому его предполагаемую могилу показывали в Тебризе, а жена богатыря Бурла-хатун, якобы, похоронена в Урмии.

Академик В.Жирмунский указывал, что «эпические сказания огузов по своему содержанию гораздо древнее, чем литературная обработка, которую они получили в «Книге Коркута» в XV в.». Об этом говорит следующее. Во-первых, само имя Салыр-Казан упоминается вплоть до позднего средневековья, хотя его уже не было в живых. Во-вторых, сказания о нем в «Рассказе о разграблении дома Салыр-Казана» повествуется о войнах между туркмено-огузскими племенами салыров и печенегами, которые имели место в IX-X вв. в низовьях Сырдарьи.

В преданиях, собранных до настоящего времени, нет указаний на то, в какое время жил Салыр-Казан — родоначальник туркменских племен салыров, текинцев, емутов, эрсары и сарыков. Уже Абулгази подвергал критике мифическую генеалогию туркмен, которая связывала Салыр-Казана через шесть поколений с Огуз-ханом. Передаваясь из уст в уста, эпические сказания не могли полностью сохранить родословную, поэтому число поколений неизбежно сокращалось.

Салыр-Казан всегда считался олицетворением силы. Абулгази по этому поводу писал: «Они перекатывали камни (лежащие) в ущелье через горы Казыкурт. Пойдя навстречу, Салыр Казан схватил (их). Его увидали Ит-бечене и лишились рассудка от страха». Салыр — не просто воин, но и глава племени. Об этом говорит его прозвище «Казан». Его называли «баба» (отцом, дедом) всех салыров и у него был большой казан (котел), с помощью которого он мог прокормить свое огромное войско. Предание о котле Салыра имеет под собой историческое обоснование. Уже со «скифской» эпохи в степях существовал обычай, согласно которому глава рода и племени обязан был иметь свой котел как символ власти.

Имя Салыр-Казана было свято. Его относили к овлийя и почитали как родоначальника всех салыров. Каждый из них во время утренней молитвы и вечером повторял: «Пусть моим покровителем в любом деле будет дед Салыр-Казан». Как отмечал литературовед Х.Короглы, в эпосе «Горкут Ата» он присутствует во всех сказаниях (кроме V и VI), в четырех (И, IV, XI и XII) ведет сюжет. Он официально считается беглербеги при хане Баяндыре, но наравне с ним ведает всеми делами иля. Походы совершаются с его разрешения. Он присутствует на всех приемах. Беки внешних и внутренних огузов относятся к нему с не меньшим уважением, чем к Баяндыр-хану. Немалое внимание в «Книге» уделено и семье Салыр-Казана: его жене Бурла-хатун, сыну Урузу, дяде по матери Арузу, брату Гарагюне и его сыну Гарабулагу.

Жизнь этого человека в фольклорной интерпретации предстает как цепь труднообъяснимых на первый взгляд поступков и фантастических ситуаций, отчасти связанных с распространенным среди огуэов шаманизмом. Количество эпических сюжетов и преданий о нем огромно. Достаточно сказать, что он упоминается и в эпосе «Гёроглы», и в дестане «Юсуп и Ахмед», хотя сюжетный материал о нем сохранился только в «Книге Горкут-ата». Конечно же, было бы огромной ошибкой все черты эпического Салыр-Казана приписывать конкретному историческому лицу, ведь он — образ собирательный и идеальный. Но многочисленные сказания, предания и легенды позволяют предположить, что примерно в X в. жил богатырь из племени салыров, который, сыграл большую роль в объединении туркмено-огузских племен.

О.Гундогдыев, туркменский историк

О ВИДАХ ТУРКМЕНСКИХ КОВРОВ



Текинские ковры отличаются низким ворсом, густой бархатистой ворсовой поверхностью и высокой плотностью. Композиция рисунка среднего поля формируется из повторяющихся по длине и ширине двух основных орнаментальных мотивов.
Первый мотив - теке-гёль, представляет собой крупные ступенчатые восьмиугольники, в которые заключены восьмиугольники такого же вида, но меньшего размера. Внутри орнамент теке-гёль делится на четыре части, колористически оформленные насыщенными цветами - оранжевым, синим, зеленым, красным, кремовым, цвета слоновой кости. На светло-красном фоне среднего поля строго симметрично расположены по длине 10, 13, 16 теке-гёлей, плотно прилегающих друг к Другу, а по ширине - три или более в зависимости от размера и плотности ковра. Теке-гёли связаны между собой продольными и поперечными линиями синего цвета.
Второй мотив, характерный для орнамента теке-гёль, состоит из повторяющихся ромбовидных ступенчатых фигур с звездообразными узорами. Среднее поле обрамлено широкой ведущей каймой и 5-12 сопутствующими каймами различной ширины. Орнамент каймы - звезды, треугольники и зубчатые вьющиеся ветки. Ковры текин и ахалтекин в верхней и нижней поперечной частях заканчиваются пильчатым, гребенчатым или растительным орнаментом. На изнаночной стороне этих ковров такой же ясный и четкий рисунок, как и на лицевой ворсовой поверхности.
Пендинские ковры названы по месту их изготовления - Пендинскому оазису, находящемуся в районе Йолотани и Тагта-Базара, в юго-восточной части Туркменистана.
В коврах пенди в наиболее классическом виде сохранились старинные народные ковровые орнаменты, созданные туркменскими племенами салыров и сарыков. Эти орнаменты оказали влияние на узоры туркменских ковров почти всех видов.
Среднее поле ковра заполнено ритмически повторяющимся орнаментальным мотивом салыр-гёль. По его сторонам, внутри и снаружи, расположены треугольники.
Салыр-гёль, как и большинство орнаментов центрального поля туркменских ковров, состоит из двух вписанных один в другой восьмиугольников, приближающихся по форме к квадрату или вытянутых.
Поле между контуром и вписанным восьмиугольником заполнено орнаментом, представляющим собой многогранники меньших размеров ромбовидной формы.
Бордюр, обрамляющий центральное поле ковра пенди, состоит из ведущей каймы с орнаментом нальдаг и нескольких малых сопровождающих каем различной ширины. Узоры каем пендинских ковров обычно неширокие, состоят из трех рядов, не отличаются разнообразием. Средний широкий ряд центральной каймы орнаментирован, крайние неширокие ряды оформлены мелкими геометрическими узорами.
Фон центрального поля ковра пенди - темно-бордовый и темно-вишневый. Кроме того, фон этих ковров может быть терракотовым и кремовым.
В орнаменте ковра пенди используют следующую гамму цветов: темно-синий (индиго), медно-золотисто-желтый, оранжевый, кремовый.
В древних пендинских коврах отдельные детали орнамента салыр-гёль выполнены из шелковой ворсовой пряжи ярко-малинового цвета и хлопчатобумажной пряжи натурального цвета при общем темно-бордовом колорите. Этот эффект придает коврам пенди особую декоративность. Своеобразен характер цветового построения древнего салырского узора: салыр-гёль в отличие от большинства туркменских ковров с геометрическим орнаментом строится по линейно-контурному, а не красочно-плоскостному принципу. Нет в пендинских коврах и решения медальона по диагональному принципу.
К группе пендинских ковров относятся также бытовые изделия - чувал-пенди, торба-пенди, энси-пенди и др.
Йомудские ворсовые ковры вырабатывают главным образом в Эсенгулыйском, Туркменбашинсом и Дашогузском этрапах Туркменистана.
Композиция рисунка среднего поля ковра йомуд состоит из ритмически повторяющихся удлиненных ромбовидных фигур орнамента капса-гёль, расположенного по диагонали. В эти фигуры вписаны геометрические мотивы в виде якоря с зубчатым контуром.
Ковры йомуд вырабатывают также с орнаментом дарнак-гёль: среднее поле заполнено ромбами, обрамленными крючками и треугольниками разных размеров, или ромбами в сочетании с якорем, пильчатыми и гребенчатыми мотивами.
Бордюр, обрамляющий среднее поле, состоит из главной, наиболее широкой каймы с орнаментом на кремовом фоне. Орнамент представляет собой непрерывный побег, напоминающий стебель виноградной лозы с отходящими от него зубчатыми листьями.
Ведущая кайма обрамлена двумя узкими каемками, заполненными стреловидными узорами. Общее количество каем достигает семи. Заканчивается ковер растительным орнаментом в красных и кремовых тонах.
Для фона ковра йомуд характерен красно-кирпичный или темно-красный цвет, переходящий в коричневый. В современных коврах общий колорит фона всегда красный, в орнаменте преобладает кремовый цвет. Цвет - красный, синий, зеленый, кремовый. В деталях орнамента встречаются оранжевый, индиго - светлый, иногда черный цвета.
В коврах човдур среднее поле заполнено мозаичными гёлями  под названием ортмен-гёль, которые расположены по диагонали на темно-красном и кирпично-красном фоне с чередованием светло-красного, темно-коричневого, синего и кремового цветов. Контуры гёлей контрастного цвета. Среднее поле отделяется бордюром, состоящим из ведущей широкой каймы и нескольких малых каем с характерным геометрическим орнаментом.
В коврах используют темно-вишневый, ярко-красный, насыщенный оранжевый, синий и светло-синий до голубого, зеленый, бирюзовый, темно-коричневый и кремовый цвета.
Керкинские ковры и ковровые изделия - керки, кизыл-аяк, бешир и другие - вырабатывают главным образом в Лебапском велаяте.
Ковер керки имеет высокий ворс и низкую плотность. Композиция рисунка среднего поля ковра обычно представляет собой ритмическое повторение крупных восьмиугольников, часто чередующихся с орнаментальным мотивом тауз, имеющим форму квадрата, разделенного внутри на несколько контрастных по цвету многоугольников.
Восьмиугольники заполняют схематичными изображениями растений и животных, иногда ступенчатыми ромбами. Свободная часть поля восьмиугольника разделена на четыре части, в которые помещены стилизованные орнаменты растительного характера.
Бордюр, обрамляющий среднее поле ковра, состоит из трех - пяти полос различной ширины с орнаментом. Концевые бордюры по нитям основы, замыкающие с двух сторон общую композицию ковра, представляют собой безворсовую паласную ткань без орнамента, имеющую цвет фона среднего поля. Фон ковра - красный, кирпично-красный. Цветовая гамма - красный, кирпично-красный, розово-красный, синий, зеленый, оранжево-желтый, коричневый и кремовый.
Ковер кизыл-аяк получил свое название от туркменского аула Кизыл-Аяк. Ковры аналогичного типа, называемые афган, изготовляют в Афганистане. Композиция рисунка среднего поля ковра создается из двух мотивов. Первый мотив - ритмически повторяющиеся небольшие медальоны-многогранники ярко-малинового цвета с характерными для туркменских ковров мотивами сильно геометризованного растительного орнамента чаршанги-нагыш. Второй мотив - повторяющиеся удлиненные восьмиугольники с вписанными в них узорами под названием демирджен.
Бордюр состоит из четырех - восьми полос различной ширины. Ведущая кайма отличается размером, она оформлена теми же геометрическими узорами, что и среднее поле. Фон ковра - малиново-красный, кирпично-красный. Цвета орнамента - малиново-розовый, красный, темно-красный, оранжевый, синий, зеленый, немного коричневого и кремового цветов.
Ковер бешир получил свое название от аула Бешир, расположенного на берегу Амударьи. Композиция среднего поля ковра бывает нескольких видов: с орнаментальными медальонами (от одного до пяти, чаще всего три), промежутки между которыми заполнены стилизованными цветами, вьющимися ветками, звездообразными мотивами, криволинейными сплетенными полосками, несколько напоминающими изображение змей и называемыми местным населением илан-бешир. Бордюр состоит из ведущей каймы и нескольких сопровождающих каем.
По сравнению с ранее описанными типами туркменских ковров бешир имеет ряд характерных особенностей: нет резкого различия между фоном и орнаментом, причем узор часто располагается на синем и красном фоне; среднее поле решено в глубоких темно-синих и красно-коричневых тонах. Орнамент выполнен в светло-синих, синих, голубых, золотисто-желтых, а также красных и кремовых тонах; в отдельных деталях может быть немного черного цвета. Ковры бешир значительно светлее, ярче и многоцветнее других туркменских ковров, орнамент их несколько менее четок.
Все описанные виды туркменских ковров имеют соотношение ширины бордюра к ширине ковра примерно 1:4 - 1:7. Ковры заканчиваются гладкой паласной частью шириной 3-10 см, без орнамента, с бахромой длиной 6-12 см, образуемой из нитей основы с долевыми кромками, обметанными с двух сторон разноцветной шерстяной пряжей по нитям основы.
Наряду с ворсовыми коврами с геометрическим орнаментом вырабатывают безворсовые килимы и паласы, пользующиеся большим спросом. Это ковровые изделия, главным образом ручные, очень богатые по геометрическому композиционному построению и цветовому решению. Для них характерен узор, состоящий из ромбов, многоугольников, зигзагов с прямоугольными очертаниями, гармонично чередующихся разноцветных линий.
Разнообразные геометрические узоры народного коврового орнамента в сочетании с яркой, красочной и насыщенной цветовой гаммой передают классические традиции ручного ковроткачества.
Количество узлов в 1 дм2 в коврах текин, ахалтекин, пенди колеблется от 2200 до 5000, высота ворса 3-6 мм. Встречаются ковры этих видов малых размеров с количеством узлов в 1 дм2 8000-10000 и высотой ворса 2-3 мм.
В коврах йомуд и човдур количество узлов в 1 дм2 1400-2400, высота ворса 6-7 мм; в коврах керки, кизыл-аяк и бешир соответственно - 780-1400 и 9-11 мм.
Масса ворсовых текинских, ахалтекинских и пендинских ковров колеблется в пределах 2,4-3 кг 1 м2, а иомудских и керкинских - 3,2-4 кг/м2. Масса безворсовых ковровых изделий - текинских и иомудских паласов - 1,5-1,8 кг/м2.

ОГУЗО-ТУРКМЕНСКОЕ ПЛЕМЯ БАЯНДЫР (БАЙЫНДЫР, БАЯНДУР)


БАЙЫНДЫР [ба:йындыр,] - средневековое огузско-туркменское племя; подразделение племени гёкленг; тире племени чаядыр (Дарганатинский р-н и Алатский р-н Бухарской обл.). М. Кашгари и Рашид-ад-Дин употребили этноним как Баюндур, а Абул-гази баяндур. Рашид-ад-Дин считает его именем первого сына Кёк-хана, внуком Огуз-хана и объясняет значение антропонима как ‘та земля всегда будет исполнена благодати’ [МИТТ.— Т. М—С. 501]. Абулгази также считает его именем первого сына Гёк-хана и переводит как ныгматлы ‘обладающий мирскими благами’ [Кононов. Родословная, с. 51, 53]. В другой работе Абулгази этноним переведен как ‘счастливый’ [Абулгази,. 1906, с. 25—26)], а у Языджы-оглы ‘обладатель богатства и мирских благ’ (Языжы-оглы). Салар Баба толкует слово баяндур как ‘чтобы всегда был состоятельным’ [Салар Баба, с. 53]. А. Н. Кононов считает,  что в основе этнонимов байындыр и байат лежит одно и то же слово: бай, байан ‘богатый, богач’ [Кононов. Родословная, с. 92 (си. 96)], В. В. Радлов отмечает, что ‘название одного из родов туркменского племени гоклан — байандар в турецком (османском) языке означает ‘богатый, цветущий’ [Радлов. Т. 1.—С. 1468]. В. В. Бартольд отождествляет берендеев из русских летописей с огузским этнонимом баяндур [Бартольд. — Т. 5. — С. 272].

С.Атаныязов
Словарь туркменских энтнонимов, г. Ашхабад, изд. Ылым,. 1988 г.

О ДРЕВНЕМ ТУРКМЕНСКОМ ГОРОДЕ НИСА



НИСА - древний и средневековый туркменский город в предгорье Копетдага, у современного селения Багир (в 18 км от Ашхабада), ныне представляет собой развалины двух городищ: Новая Ниса (туркм. Täze Nusaý) и Старая Ниса (Кönе Nusaý). Самые ранние следы человеческой деятельности на месте Нисы относятся к IV-II тыс. до н.э. В I тыс. до н.э. здесь уже существовало достаточно крупное оседлое поселение.

Согласно преданию, во времена Дария Гистаспа (VI в. до н.э.) поселение стало пограничной крепостью, которая преграждала путь вторгавшимся с севера воинственным кочевникам.

Существует несколько версий этимологии названия «Ниса», появившегося еще во времена продвижения ариев — «Нисайим». Историк Абу Сад ас-Самани (XII в.) считал, что оно происходит от арабского «ниса» (женщины), т.к. именно женщины отражали, якобы, нападение арабов на этот город. По мнению исследователей, «ниса» означает «вид оседлого поселения» или «место, где осели на жительство».

В IV в. н.э. область Парфиена (столицей которой была Ниса) вошла в состав государства Александра Македонского, который рядом с крепостью Ниса (Новая Ниса), заложил город Александрополь (ныне Старая Ниса). После смерти Александра область Парфиена на недолгий период отошла к эллинистической державе Селевкидов. В 250 г. до н.э. от центральной власти отказался наместник Парфиены Андрагор. В 245 г. до н.э. местные прототуркменские племена дахов-парнов, обитавшие в прикаспийских степях, подняли восстание под предводительством двух братьев — Арсака и Тиридата. Они захватили власть в Парфиене, сделав Нису (Александрополь) своей столицей. Так были заложены основы великого Парфянского государства.

На месте поселения разросся античный город Новая Ниса (площадью около 18 га) с жилищами рабовладельческой знати и храмом. При Митридате I (174-136 гг. до н.э.) на месте Старой Нисы была воздвигнута царская крепость Митридаткерт (площадью около 14 га) с 43 башнями. С точки зрения античной техники крепость являла собой неприступную твердыню. В II-I вв., в пору расцвета Парфянской империи, столица была перенесена в Малую Азию, но государи сохранили особое отношение к Нисе. Здесь находились могилы членов Арсакидской династии.

Именно к периоду расцвета культуры Парфии III-I вв. до н.э. относятся многочисленные археологические находки, сделанные в середине XX в. Это руины дворцово-храмовой архитектуры с монументальной глиняной скульптурой, мраморные статуи, целая коллекция культовых ритонов из слоновой кости с рельефным орнаментом, украшения и мелкая пластика из металла и терракоты, вооружения, утварь и др. Обнаружены также хозяйственные документы (в основном по учету продуктов виноделия), написанные арамейским алфавитом на парфянском языке.

В 226 г. н.э. Парфянское царство прекратило существование. Арташир, наместник Арсакидов в Персии, создал новое государство во главе с династией Сасанидов. В первую очередь была разрушена Старая Ниса — как династийный заповедник парфянских царей. Жизнь там возобновилась лишь несколько столетий спустя.

Между тем, город Ниса (Новая) продолжал существовать. Но кризис рабовладельческой эпохи тяжело сказался на его функционировании. В V в. при сасанидском царе Фирузе город был отстроен заново и значительно укреплен. Ниса занимала выгодное стратегическое положение и служила заслоном против кочевников. По словам Казвини, Нису какое-то время называли Шахри-Фируз (город Фируза).

В 651 г. область Нисы захватили арабы. С первой четверти IX в. Ниса входила в состав владений Тахиридов. Это уже был богатый средневековый город. В X в. Ниса перешла в руки династии Саманидов. В 992 г. саманид Нух бен Мансур передал город в качестве подарка эмиру Гурганджа за содействие, оказанное в битве с Богра-ханом бухарским.

В 996 г. обе части Хорезма были объединены Мамуном, который стал называться хорезмшахом. Ниса автоматически стала принадлежать Мамунидам. В 1004 г. последний представитель Саманидов — Мунтасир пытался вернуть Нису, и ее правитель Абу Наср ибн Махмуд Хаджиб даже ввел хутбу на свое имя. «Жители Нисы, — повествует ал- Утби (XI в.), — узнав о намерении его (Абу Насра) перейти на другую сторону, испугались за себя и написали хорезмшаху, прося у него по мощи против него». Хорезмшах разбил Мунтасира.

В 1017 г. Ниса была присоединена к владениям династии Газневидов. В 1035 г. группировка туркмен-сельджуков захватила Нису и Газневиды уступили ее Мухаммеду Тогрулбеку. С 1040 г. Ниса прочно вошла в состав Сельджукской империи. В 50-х гг. XII в. хорезмшах Атсыз присоединил Нису к своим владениям, но в 1159 г. караханид Махмуд отторг город и передал полное им управление местному эмиру Омару ибн Хамзе ан-Несеви, который сумел оградить Нису от разрушений феодальных усобиц. Эта местная династия владела городом несколько десятков лет.

В конце XII в. за земли Хорасана разгорелось соперничество между язырским туркменским племенным объединением (современное туркменское племя карадашлы) и хорезмшахами из туркменской династии Агуштегенидов. В 1160 г. хорезмшахи атаковали языров, глава которых Ягмур-хан обратился за помощью к хорасанским огузам. Огузы двинулись к Нисе и разбили Айтака — ставленника хорезмшахов. В 1164 г. владетель Нишапура ал-Муайид Айаба вытеснил огузов из Хорасана, но отступил при приближении войск хорезмшаха.

Вскоре Ниса перешла в управление сыну ал-Муайида — Туган-шаху (1174-1185), который подчинился хорезмшаху Текешу в 1182 г. и владел городом на правах его вассала. Текеш очень дорожил Нисой и старался расположить к себе могущественного Туган-шаха. В то же время, удивителен следующий факт. Несмотря на то, что Нисой и ее округом правил Туган-шах, правителем города оставался сын Омара ибн Хамзы, который имел договор с самим Текешем. Это произошло после того, как Текеш несколько раз безрезультатно пытался захватить неприступную Нису. Когда умер Имад- ад-Дин Мухаммед Омар ибн Хамза — правитель Нисы, а вскоре и его сын — наследник, хорезмшах Мухаммед II воспользовавшись ситуацией, перевез младших сыновей Имад-ад-Дина в Хорезм и их сокровища захватил с собой. Хорезмшах приказал разрушить Нису до основания и перепахать землю. На месте Нисы осталось всего несколько построек.

В 1220 г. Мухаммед потерпел поражение от войск Чингисхана. Он направил к жителям Нисы одного из нисийских эмиров Беха-ад-дина Мухаммеда ибн Сахля, который предложил бросить город и укрыться от монголов в горах. Однако везир Нисы Захир-ад-дин Масуд ибн ал-Мунаввар аш-Шаши отверг это предложение. Он мобилизовал все силы на постройку крепостных стен. Вместе с ним в Нисе находилось несколько хорезмийцев во главе с Шихаб- ад-дином. Узнав об этом, в Нису приехали эмир Тадж-ад-дин Мухаммед ибн Саид, его дядя по матери — эмир Изз-ад-дин Кей Хосров и несколько других эмиров Хорасана. Они организовали оборону Нисы. Монголы осаждали город 15 дней с помощью 20 катапульт. Впереди себя они гнали пленных, прикрываясь ими как живым щитом. Защитники не сдавались, но монголы пробили брешь в стене и ворвались в Нису. Свыше 70 тыс. горожан было убито, а Ши- хаб-ад-дин ал-Хиваки зверски замучен.

Вскоре в опустошенный город вернулся Ихтияр-ад-дин Зенги (сын Имад-ад-дина Мухаммеда) и предъявил свои права на владение городом. Сын хорезмшаха Мухаммеда Джелал ад-дин узаконил эти права. В 1221 г. отряд Джелал ад-дина разбил у Нисы монголов. Пленных привели в Нису и обезглавили.

В конце 1221 г. стены города были отремонтированы. В 1222 г. окрепшие в Нисе туркменские племена во главе с Тадж-ад-дином Омаром ибн Масудом прибыли в Мерв и захватили его, а вскоре они овладели всем Хорасаном. Однако, в начале 1223 г. Зенгиды разбили войско Тадж-ад-дина под стенами Нисы. В течение нескольких лет Ниса переходила из рук в руки. В 1225 г. нисийские владения вошли в состав государства Хулагу из потомков Чингисхана.

В начале XIYr в. Ниса подчинялась туркменскому эмиру Аргуну. В 1381 г. город мирным путем был включен в состав империи Тимура. Но правитель Мазендарана и части Хорасана эмир Вали (1353-1384) не захотел сдавать своих позиций. В 1384 г. войско Тимура отправилось в поход против Вали. «Зафар-наме», единственный источник, составленный Низам-ад-дином Нами в 1404 г., еще при жизни Тимура, указывает, что сражение произошло на границе округов Нисы и Дуру на, где эмир Вали потерпел полное поражение.
После смерти Тимура Ниса вновь оказалась в огне междоусобной войны. В 1458 г. тимурид Султан-Хусейн захватил на короткий срок Нису и Абиверд. Через 10 лет он вторично овладел городом. В 1498 г. против Султан-Хусейна восстали его сыновья: Абуль-Мухсин мирза (правитель Мерва) и правитель Нисы Мухаммед Хусейн-мирза. Дело кончилось тем, что Абуль-Мухеин-мирзе было передано управление областями Туса, Мешхеда, Абиверда, Нисы, Дуруна и Языра,

В начале XVI в. область Нисы отошла во владение узбека Шейбани-хана. Но после, битвы в Мерве (1510 г.) досталась Сефевидам. Хорасаном стал управлять шах Исмаил. После его смерти (1524 г.) Нисой завладели хорезмийцы и она стала принадлежать сыновьям Аминек-хана. Одновременно, в течение двух десятков лет Ниса подвергалась набегам бухарского хана Убайдуллы. В 1538 г. город сумел закрепить за собой сефеиидский шах Тахмасп. Он передал ее в управление Динмухаммеду, который опираясь на туркменское племя адаклы хызыр, изгнал бухарцев даже из Хорезма.

В XVI в. Ниса представляла собой сильную крепость. В 1561 г. правитель Герата Казак опустошил ее окрестности. В последующие годы за Нису боролись хорезмийцы и бухарцы. В 1595 г. она на некоторое время вошла в состав бухарского государства и ее правителем стал Суюнудж Мухаммед-бий. В 1597 г. шах Аббас 1 Сефеви отвоевал Нису у бухарцев и передал ее прежнему владетелю шейбаниду Нурмухаммеду. Тот, однако, пошел против Аббаса I, и последний осадил город. От Нурмухаммеда ушли туркмены саинхани и алили, жившие в окрестностях Нисы. Город был взят и передан и управление персидскому наместнику Мулькаш-султану в 1601 г. В 1628 г., когда умер Аббас I, его вассал  хан Хивы Исфендияр-хан захватил Нису. Но жители города послали письмо его брату Абулгази-хану и без боя отдали ему свой город. Через несколько десятилетий нисейцы сами изгнали хивинцев. В начале XVIII в. Надир-шах передал управление Хорасаном туркменскому сердару Мухаммед-хану, Надиp-шах жестоко пресекал всякие попытки захвата Нисы хивинскими ханами.

Последующие годы не лучшим образом отразились на жизни Нисы. В 1809 г. правитель Хорасана Вели-мирза подверг ее земли разграблению. С начала XIX в. Нисой владели туркмены теке, к этому времени относится и основание селения Багир. Какое-то время оба названия со существовали, по позднее Ниса, полностью оставленная жителями, превратилась в руины на окраине  Багира.

ИСТОРИЯ ТУРКМЕНИСТАНА: КРАТКИЙ ОБЗОР

Страной древнейших цивилизаций мира признают ис­торики и археологи солнечный Туркменистан. Новейшие архео­логические открытия позволяют отнести зарождение человеческого общества на его территории ко вре­мени 800 тысяч лет до нашей эры. В те далекие эпохи в степных про­сторах на месте нынешних Гарагумов несла свои воды Праамударья, водились слоны и благородные олени, густые арчевые леса покрывали горы Копетдаг и Койтендаг. Археологические раскопки в гротах Дамдамчешме — I и II на склонах Большого Балхана свиде­тельствуют, что здесь на рубеже мезолита и неолита располагался один из древнейших мировых цен­тров одомашнивания животных, происходил переход от присваива­ющего к производящему хозяйст­ву.

В подгорном Копетдаге в это же время стали зарождаться ранне­земледельческие цивилизации, подарившие человечеству многие виды культурных растений. Сви­детельством высокого развития этих цивилизаций являются па­мятники Джейтунской культуры, культуры Анау, Намазгадепе, Гексюр, получившие широкую известность в кругах научной об­щественности.

На поселении Песседжикдепе Гёкдепинского этрапа открыта древнейшая на Земле мо­нументальная живопись. Керами­ческие изделия с великолепной ор­наментикой коврового стиля с этих памятников украшают экс­позиции крупнейших музеев. В этой орнаментике истоки совре­менной туркменской художест­венной культуры.

В эпоху бронзового века в Тур­кменистане формируются древне-городские цивилизации, возника­ют ранние формы государственно­сти. Высочайшего развития до­стигли цивилизации Алтындепе и Намазгадепе в Южном Туркмени­стане, Маргуш в древней дельте Мургаба, Хорезм в дельте Амударьи. На городище Алтындепе были раскопаны: монументаль­ный храмовый комплекс типа ва­вилонского зиккурата, гробницы с золотыми головками быка и вол­ка, памятники древнейшей пись­менности. Раскопки в древней дельте Мургаба принесли откры­тие легендарной страны Маргуш священной Авесты, древнейшего в мире храма зороастрийцев на по­селении Тоголок-21. Ученые пола­гают, что именно на территории Туркменистана начал свои пропо­веди пророк первой мировой рели­гии Заратуштра.

Золотым веком туркменской истории можно назвать эпоху ан­тичности, когда на территории Туркменистана расцветали циви­лизации Парфии, Хорезма, Маргианы. Эти цивилизации были со­зданы трудом и гением древних туркмен, которые стали известны под названием дахов и массагетов, гирканцев и парфян, хорасмиев и маргианцев и составивших этногенетическую основу совре­менного туркменского этноса. Как показывают раскопки на городи­щах Старой и Новой Нисы, Кёнеургенча, Мерва, культура антич­ного Туркменистана оказала силь­ное влияние на ход всемирно-исто­рического процесса, внесла достой­ный вклад в сокровищницу миро­вой культуры.

Именно в античное время Тур­кменистан становится централь­ным участком Великого шелково­го пути, соединившего цивилиза­ции Востока и Запада, ставшего путем диалога и взаимопроникно­вения культур. Цивилизации античности на­шли свое логическое развитие в цивилизациях средневекового Туркменистана, превратившегося в центр мировых держав — госу­дарств Хорезмшахов и Великих Сельджукидов, в рамках которых происходила консолидация туркменских народов племен в единый туркменский этнос. Туркмены сыграли главную роль в формировании государства Селджукидов Рума в Малой Азии и образовавшейся на его базе Ос­манской империи, руководили политической жизнью Индии эпо­хи Великих Моголов, их династии Акгоюнлы и Гарагоюнлы опреде­ляли политическую, и социально-экономическую жизнь Среднего и Ближнего  и Северо-Западного Вос­тока. Памятники столиц государств Великих Сельджукидов — Мерва, Хорезмшахов — Кёнеургенча: мав­золеи султана Санджара и Мухам­меда ибн Зейда, Тёребег-ханым и Текеша и другие творения средне­вековых туркменских зодчих—ше­девры мирового искусства.

Черные ветры войн и инозем­ных нашествий, крупнейшими из которых являлись нашествия Чингизхана, Тимура, соседних во­сточных деспотий, Российской им­перии привели к временной утрате национальной туркменской госу­дарственности, массовым мигра­циям туркмен, ныне разбросан­ным по многим странам Востока от Китая до стран Средиземно­морья. Только за период Советской истории из Туркменистана эмиг­рировало до 20 процентов турк­мен, десятки тысяч туркмен под­верглись репрессиям в ходе борьбы с так называемым «басмачест­вом».

Вот почему год 1991 — год про­возглашения Независимого Турк­менистана стал поворотным пунк­том в новейшей туркменской исто­рии, открывшим в стране древнейших цивилизаций магистральный путь к высотам современной миро­вой цивилизации.